Минадзуки подчинилась. Она поднялась, сбросив свой плащ, и повесила его на вешалку, рядом с моим. Затем она села на край пуфика, рядом со мной, и начала снимать сапоги.
Я сидел рядом, придерживая рукой полотенце на шее. Лёд таял, просачиваясь сквозь ткань, и рука была мокрой. Струйки воды стекали под ворот блузки. Наконец, я отложил полотенце и начал разуваться.
Одной рукой это было неудобно.
Минадзуки стащила и отставила второй сапог. Под сапогами она носила тонкие чёрные чулки.
— Будешь ужинать? — спросил я, оглядываясь на неё. Она улыбнулась.
— Если тебя не затруднит. — сказала она.
Я поднялся — ноги, на этот раз, меня удержали без посторонней помощи — и прошёл на кухню. Минадзуки вошла следом. На ней был чёрный жилет; под жилетом — гольф с высоким воротником. В двух кобурах на поясе были пистолеты.
Их действительно было два, зачем-то заметил я.
— Присаживайся. — предложил я и прошёл к холодильнику. Зелёное зарево «АКУЛОНа» блеснуло по ту сторону стены дождя. Открыв дверцу, я не без труда вытащил из холодильника кастрюлю и заглянул под крышку. — Хотя готового у меня только макароны…
Пакеты с овощами для борща так и лежали в холодильнике: позавчера они пришли вовремя, но мне оказалось не до борща. Я поставил оскорблённо звякнувшую кастрюлю на плиту и вернулся к холодильнику. Мясного ничего не было.
Минадзуки, привстав, наблюдала за мной. Я открыл морозильник и вытащил оттуда пластиковый пакет, как раз для таких случаев. Маркировка на боку всё ещё была зелёной. Я захлопнул морозильник и стёр изморозь с пакета.
— «Poulet Ю la Kiev», четыре штуки. — вслух прочитал я с этикетки и обернулся к Минадзуки. — А что такое «Киев»?
— Это где-то на Центавре. — Минадзуки поднялась с табурета и забрала у меня пакет с центаврийскими котлетами. — Давай, я помогу.
Я не стал возражать. С одной рукой я всё равно больше мешался, чем помогал.
Мы ели молча, под гулкий перестук капель по окнам. Выпущенная на волю стихия бушевала снаружи, срываясь шквальным ветром, отзываясь далёкими раскатами грома.
Я был очень голоден. От шницеля по-гамбургски, которым Минадзуки угощала меня в «Шпигеле», к вечеру остались одни воспоминания. Тарелки макарон и центаврианской котлеты — из куриного мяса, со сливочным маслом внутри — мне определенно показалось мало. Судя по тому, как быстро разделалась со своей порцией Минадзуки, она была того же мнения.
После второй порции я заварил чай. Минадзуки, вытирая уголки рта салфеткой, попросила кофе.
— И всё-таки. — сказал я, ставя перед ней чашку. — Что ты здесь делала?
— Искала тебя. — ответила Минадзуки и отпила из чашки. — У меня был разговор с руководством. Я сообщила им о «Дифенс Солюшенс», о землянах и о Домпроме. Обо всём, что мы обнаружили.
— И что теперь? — спросил я, усаживаясь напротив. — Что ГСБ будет делать дальше?