Послышался шорох и треск разодранной материи, сдавленное аханье, а потом неизвестная взвизгнула:
– Не трогай меня! Пусти!!! Пусти меня, чудовище!
– Была охота мараться, – презрительно фыркнул Грегори. – Прикройся… Летиция, верно? Ну-ну… Думала, морок и немного дурмана обманут меня?
– Но как вы… – вдохнула она.
– У вас с Тришей очень похожий запах, милая Летти, и я чуть было не спутал его. Но кони… коней не обманешь! Пусть они знают тебя, но чужое колдовство – а я догадываюсь… Да что там, знаю наверняка, кто подарил тебе эту личину! – заметили все равно. А еще, – добавил он негромко, – Триша никогда не называет меня «милым» и «дорогим», и слава Создателю, потому что меня воротит от этого сюсюканья… И она не говорит мне «ты». И вряд ли шарахнулась бы от меня, потому что я не пошутил насчет прошлой ночи… Плачешь? Ну, поплачь, у тебя будет на это время, крошка Летти!
– Пр-рячься! – мяукнула Чернушка, и я юркнула за портьеру.
Как раз вовремя – грохнула дверь, провернулся ключ в замке, прозвучали тяжелые шаги.
– Триша? – позвал Грегори, распахнув дверь в мою комнату. – Триша? Где ты?!
Представляю, что он увидел – пустая темная комната, смятая постель, и только холодный ночной ветер из приоткрытого окна шевелит занавески…
Хорошо еще, моего запаха в этом доме хватало – Грегори промчался мимо меня, не учуяв. Я же понимала, что останавливать его нельзя. Все должно решиться этой ночью, иначе, даже если он переживет ее, то весну может уже и не встретить…
– Быстр-рей, – потребовала кошка и дернула меня лапкой за подол. – К р-розе!
Я бежала во весь дух, но нагнать Грегори, конечно, мне было не под силу. Его и призовой скакун бы не настиг!
Выдохшись, я остановилась, и тут Чернушка, невесть как угнавшаяся за мной, снова мяукнула:
– Пр-рячься! Кр-ругом… кр-ругом…
Я, кажется, поняла, что она пытается сказать: Грегори отправился к своей розе, но поблизости может оказаться фея, и, выскочив прямо на нее, я вряд ли сумею что-то сделать. Значит, надо обойти то место кругом и по возможности незаметно… Но как? Листва уже облетела, деревья стоят голые, все аллеи видно на просвет… Все да не все!
– Дух ели, помоги! – попросила я высокую голубую ель. – Укрой меня!
– Сюда… – шепнула она, приподняв пушистые лапы. Под ними было как в шалаше! – Иди вдоль аллеи до можжевельника. Там – за живой изгородью, к соснам, а они скажут…
– Спасибо, – ответила я, нырнув в темноту.
Идти приходилось на ощупь: если снаружи было еще хоть что-то видно в пробивавшемся сквозь тучи свете луны, то под деревьями было хоть глаз коли! Глаза, кстати, я берегла, а то напорешься этак вот на сучок…
Еловые лапы поднимались одна за другой, стоило мне коснуться их рукой, а потом я выбралась к зарослям можжевельника и, признаюсь, порядком исцарапалась, пробираясь между кустами. Тут вовсе приходилось двигаться едва ли не на четвереньках – можжевельник все же пониже елей.