— Надеюсь, буду вам полезен как мекстром, — воодушевляясь, сказал я.
Торндайк выглядел немного озадаченным.
— Возможно.
— Послушайте, Торндайк! Хватит ходить вокруг да около, — сказал я ему. — Я довольно хорошо осведомлен о том, что здесь происходит. Лучше посоветовали бы, как отсюда поскорее смыться.
— Этого я не скажу.
— А кто скажет?
Он ничего не ответил, только принялся разглядывать меня, словно букашку. Я тут же последовал его примеру, и теперь мы были на равных.
Мои пальцы отбивали дробь, оценивая ситуацию. Я готов был забыть, что Торндайк мекстром, и врезать ему по морде.
Он цинично усмехнулся.
— Вы слишком в незавидном положении, чтобы диктовать свои условия, — сказал он резко.
— Ладно, — неохотно согласился я. — Значит, я заключенный. К тому же под угрозой смерти. Не считайте меня безрассудным.
— Беда, что вы делите все только на черное и белое, и не более. Спросите меня, что лучше: жить или умереть? И не ждите ответа. Единственное, что могу сказать: не знаю. Это зависит от обстоятельств.
— А конкретнее?
Он окинул меня холодным взглядом.
— Стоит ли вам оставлять жизнь?
— И кто же будет решать?
— Мы.
Я чертыхнулся, сожалея, что не знаю латыни. А как хотелось бы процитировать на ней о стражах и страждущих. Он видел меня слишком узко, ограниченно, а я ждал, что он процитирует эту фразу, прочтя ее в моем мозгу. Но, очевидно, суть фразы до него не дошла, и он не проронил ни слова.
— А разве какой-нибудь человек или группа людей вправе решать, жить мне или умереть?
— Для любого всегда есть такой человек или группа людей, — ответил он.