Волнолом

Посол картинно развел руками – ваша правда, мол, даже добавить нечего. Генрих, запнувшись, уставился на него:

– Так, погодите. Что получается? Раз ваше посольство молчит, значит, нынешнее положение дел вас устраивает? Ха, если так… А не вы ли, часом?..

– Ну-ну, продолжайте. Не мы ли, часом, все это и затеяли? Уверяю вас, мы тут ни сном ни духом. Фройляйн фон Минц… то есть, простите, фрау фон Вальдхорн прекрасно справилась в одиночку.

– Можно подумать, вы бы признались.

– Мой ответ прозвучал, герр фон Рау. Как к нему относиться – решайте сами. Напомню лишь, что это вы к нам пришли, а не наоборот.

– Господа, – заметила Ольга, – прошу прощения, что вмешиваюсь в вашу беседу, но раз уж вы меня не прогнали, то, может, объясните, в чем дело? И при чем тут баронесса фон Вальдхорн?

– Вы правы, Оленька. Обсудим все по порядку.

Обмениваясь этими репликами, они поднялись по лестнице и прошли по широкому коридору. Толкнув дубовую дверь приемной, хозяин кивнул секретарю, поднявшемуся из-за стола, и сказал:

– Сережа, чайку нам организуйте. Ну и…

Он выразительно пошевелил пальцами. Секретарь чуть склонил голову:

– Сию минуту, Иван Игнатьевич.

– Ждем.

В кабинете полстены занимало живописное полотно, изображающее церемонию подписания Февральского мира. На островке посреди замерзшей Белой реки стоял пурпурный шатер, у входа в который сошлись король Бертольд Странный и император Дмитрий. Первый был гладко выбрит, в начищенной кирасе и в шлеме, второй – с окладистой бородой, в неброской дубленой куртке. Правители, сжав друг другу ладони, мерились взглядами. Свитские благоговейно замерли. Даже небо не осталось безучастным к происходящему – тучи раздвинулись над шатром, и в просвете блестело солнце.

– Торжественный и прекрасный момент, – сказал посол, остановившись перед картиной. – Два великих соседа признали, что вражда – это путь в тупик. И решились взглянуть друг другу в глаза открыто и честно.

– Да, – согласился Генрих, – честность – это великая вещь. Можно прямо сказать соседу, что в доме у него не все ладно. Или дать хотя бы намек. Чтобы не разрушить атмосферу доверия – как вы, дипломаты, любите выражаться.

– Доверие – это еще и такт. Умение не навязываться партнеру. И понимание, что с некоторыми проблемами тот должен справиться сам. Но давайте не будем углубляться в философские дебри – сделаем передышку.

Посол взвесил в руке тяжелый угловатый графин, наполненный аспидно-черной жидкостью с серебряным проблеском. Разлил по хрустальным стопкам: Ольге – буквально каплю, себе и Генриху – по паре глотков.

– О, – сказал Генрих, – это то, о чем я подумал?

– Именно, герр фон Рау. Знаменитая смоль-слеза, которую мы не продаем на экспорт – лишь угощаем важных гостей.

– Польщен.