– Я не ослышался? – Генрих отложил вилку. – Вы намерены удерживать меня силой? Берете в заложники?
– Что вы, как можно? Мы заботимся о вашей же безопасности. Сегодня – третий день с прихода волны, как вы ее называете. Есть основания полагать, что эфирные возмущения достигнут пика.
– Эфирные возмущения?
– Колебания в структуре мира, если угодно. Он, мир, пытается переварить то, что Сельма ему скормила. Его лихорадит, словно больного. Приближается кризис, после которого либо наступит выздоровление…
– Либо?
– Либо реальность пойдет вразнос.
– Тем более нельзя отсиживаться за стенами, – сказал Генрих. – Надо действовать, что-то срочно предпринимать.
– Увы, мой друг, предпринять ничего нельзя. Мир должен справиться сам. Любое вмешательство лишь вызовет новые осложнения.
– Простите, но этот подход я не разделяю.
– Вот именно поэтому, – со вздохом сказал посол, – вам следует остаться у нас. Домик по-прежнему в вашем распоряжении. Постарайтесь расслабиться, герр фон Рау, и уповайте на лучшее. Да, кстати, во избежание ненужных эксцессов: охрана проинструктирована, так что не пытайтесь выйти через ворота. А теперь, с вашего позволения, меня ждут дела.
Кипя от злости, Генрих сбежал по лестнице и принялся мерить шагами внутренний двор. Это ж надо было так опростоволоситься! Попался, можно сказать, как ребенок. То есть не попался даже, а сам прибежал – приютите, дескать, добрые дяденьки. Ну они и рады стараться – накормили, напоили, спать уложили…
А Ольга? Тоже все заранее знала? Тогда совсем уж мерзко выходит. Хотя нет, вряд ли – вчера она искренне испугалась, услышав его историю. Или он просто раньше не сталкивался с таким уровнем лицедейства? Кто их разберет, этих промороженных интриганов.
Тьфу, не об этом следует думать! Надо искать, как отсюда выбраться. Всякие глупости вроде того, чтобы развалить стену с помощью дара, можно отбросить сразу – тут защита непробиваемая. Связаться с внешним миром нельзя – в домике нет ни телефона, ни подложки для светописи. Разве что через зеркало, но это работает только с Сельмой. Она этот трюк придумала и реализовала через чернильный свет, а Генрих лишь использует готовую схему.
Кстати, если ведьма до сих пор так умеет (откликается ведь на вызовы), значит, навыки она сохранила? Каким образом, интересно? Она в новом мире просто светская львица, а не фанатичка, потратившая годы на овладение светописью…
Ладно, об этом после. Насущный вопрос – что толку, если он снова вызовет Сельму? Попросит ее позвонить генералу? Положим, она согласится. И что тогда? Даже если Генриха вытащат из посольства, он просто попадет из одной клетки в другую – теперь-то генерал его не отпустит, пока не вытрясет все подробности.
Нет, это на крайний случай.
Думаем, ищем.
В дальнем углу двора Генрих обнаружил нечто вроде черного хода – неприметную дверь в ограде. Разумеется, тотчас ее подергал. Разумеется, она не открылась, лишь предостерегающе мигнули насечки.
Он прикинул на глаз высоту стены – футов пятнадцать, пожалуй, будет. Не перелезешь. Да и не в той он форме, чтобы решиться на такой обезьяний подвиг. Отрастил брюшко за последние годы, наел жирок. «Кабан упитанный», как изволила выразиться Ольга Андреевна.
Высоко над гребнем стены в чистом небе плыл рейсовый дирижабль – продолговатый и лиловый, как баклажан. Двигаясь с юго-запада, он держал курс к причальному порту на окраине города. Генрих позавидовал пассажирам – им-то любые заборы и ограждения кажутся с высоты игрушечными.