Сатья-Юга, день девятый

22
18
20
22
24
26
28
30

— А зачем хорошим людям сидеть в психушке? — я ответил вопросом. Не люблю так делать, но вариантов не видел.

— Ну вот я, например, и так никому ничего не скажу.

— И будешь жить, зная… зная это все? — сочувственно произнесла Дарья.

— Буду, — решительно сообщила Катя.

Таксист хрюкнул.

Они не могли ей ничего сказать. То, что они знали, невозможно было передать человеческой речью. Но Катя принадлежала к редкой породе сумасшедших, отказавшихся от сотрудничества с серафимом. Это у нее было семейное. Но она, в отличие от отца, последовала за мной, и теперь задавала бессмысленные с точки зрения остальных моих спутников вопросы.

— А Пушкину почему не стерли?

— ?!

— «И шестикрылый серафим на перепутье мне явился…»

— Стер, — сказала Дарья. — Совпадение.

Ей не нравилась Катя. Почему-то в присутствии Кати Дарья перестала открыто флиртовать со мной, ее саму это раздражало.

— Бывает, — подумав, согласилась Катя. — Вы мне лучше скажите, а Бог, — что он делает с сатанистами? Если они попадут в ад, вроде как он их не наказал, а если в рай — тоже как-то странно…

— А правда, — сказал таксист.

— Вы же знаете.

— Да не, я о другом, — его лицо, вернее, та его часть, что была мне видна в узком зеркальце, приняло непривычно растерянное выражение. — Зачем ей память стирать-то, а? Она, — таксист пошевелил губами, выбирая из захламленного разума слова. Разум его был похож на салон «Жигулей». — Она ничего не знает, а верит. А я все знаю. А верить больше не смогу. Потому что знаю. А забуду — может, снова смогу.

— Банально, но верно, — Дарья решилась вернуть руку мне на локоть, только затем, чтобы я опять отодвинулся. Катя, сидевшая на месте штурмана, не видела Дарьиных рук и явно недоумевала, чего я ерзаю.

— Катя, — я старался говорить мягко, но без снисходительности. Кажется, удавалось, — Ваша жизнь наполнена великим смятением. Но потом жизнь станет прежней, и продлится она столько, сколько вам положено. А смятение останется, и Дарья в общем-то права: прожить человеческую жизнь, помня о том, что случится сегодня, не слишком приятная перспектива.

— Завидовать вам буду? — понимающе кивнула Катя.

— Скорее будете мечтать еще хоть раз коснуться высоких сфер. Это как наркотик для человека.

— Как Иванушка Бездомный, — Катя невесело улыбнулась. — «И при луне мне нет покоя». Хотя, нет. Скорее, как боров Никонор Иванович. Таксист включил радио, и оно ударило по ушам таким смертельным дабстепом, что я не выдержал, и, прокрутив в уме тех своих клиентов, чьи имена и тексты помню, дотянулся до приемника, и, толкнув рычажок, включил Калугина.