— Не-а, — призналась я.
Стас укладывал Томочку спать, из дома доносилось его приятное пение: «рыбки уснули в пруду-у…»
— Оставайтесь, — серьезно сказал Куаныш. — Славку не уговорить, может, ты на него повлияешь. Следующие десять лет лучше жить здесь.
— Почему?
— Там жизнь изменится, — он пожал плечами. — Ты изменишься. Тамарка тоже… Понимаешь, Оксан, там ты никогда не будешь знать, кем вырастет твоя дочь. А здесь будешь.
— Да, а школа?
— В местную сельскую школу пусть ходит. Тут ничего не меняется, ты чувствуешь? Сам меняй свою жизнь, как в голову взбредет. А там, — он махнул рукой за сосны, — все перевернется, вас перевернет, закружит… Вот я. Биолог. Все куда-то лез, кандидатская, докторская… Жена от меня ушла, зачем ей муж, которого, понимаешь, птицы в зоопарке видят чаще, чем она. А в семьдесят девятом приехал первый раз сюда… Тишина, природа, азиатские корни опять-таки напомнили о себе. Я как прошелся тут по деревне, мне человек пять молока вынесли, а я на них смотрю и чувствую: мои, родные… Все, думаю, остаюсь.
— И не жалеешь? — спросила я.
— Жалею иногда, — ответил Куаныш. — Там я был ученый, орнитолог, а здесь? Егерь. Только там, понимаешь, я бы сдох давно. Там жизнь как-то отдельно от людей течет, захочет, и перевернет всех, захочет — в грязь, захочет, — на войну… А здесь я сам своей жизни хозяин. Я даже разговаривать начал как бурятский старец, чувствуешь?
— Точно. И я не могу представить тебя где-нибудь в лаборатории.
— Ну, там я, положим, почти и не бывал.
— Зато я прекрасно помню тебя в детстве, — это Стас вышел и встал на крыльце за нашими спинами. — Приличный такой, в костюмчике… И что выросло…
Куаныш хмыкнул, покачал головой и действительно стал похож на бурятского или монгольского мудреца из сказок. Он был всего на шесть или семь лет старше моего мужа. Забыла, где и как они познакомились.
— Хорошо-о, — сказал Стас, садясь между нами. Мы сидели на настоящем деревянном крыльце. — Настоящая, чистая свобода.
— Ну так оставайся, — хитро посмотрел на него Куаныш. — Все равно потом сюда захочешь.
— На пенсию сюда приеду. У тебя, дружище, это все — он обвел рукой, — в крови. В генах. Ну не леса, так степи. А мы в энных поколениях урбанисты, — Стас прислушался. — Кукушка. Кукушка-кукушка, сколько мне…
— Тьфу на тебя, — сказала я. — Живи подольше.
Жизнь перевернулась, когда мы приехали в город. У папы случился инсульт.
Все боялись, что он не оправится, но он оправился. Он и сейчас невнятно говорит, не может ничего держать в левой руке и окончательно потерял зрение, но в его возрасте это не самое страшное, что может быть. Вообще он отлично держится для своих лет. Моя прабабушка — его бабушка — прожила сто девять лет, так что задатки долгожителей у нас есть. А тогда мы были так заняты страхом и заботой о папе, что не заметили, как страна вокруг нас перестала существовать.
— А почему вы стираете свидетелям память?
ebooksa