Сатья-Юга, день девятый

— Забавный человек.

— Интересный, — сказала Марта, — глядя на дверь, в которую несколько минут назад зашел Ариман Владимирович. — Я вчера с ним столкнулась тут. Не знала, что он в этом доме живет. Повернись ко мне, будь добр.

Маркиз встал к Марте лицом и не успел увернуться от поцелуя.

— На память, — Марта отстранилась спустя мгновение. — Спасибо, что встретил. Дальше я сама.

— Погоди.

— Ты хотел попрощаться. Ну вот. Мы попрощались. Будь здоров, дорогой.

— Да погоди же! — Маркиз широкими шагами догнал Марту. — Погоди. Ты мне нужна. Я передумал. Я с тобой.

Марта качнула рыжими волосами.

— Не смешно.

— Прости, — сказал Маркиз. — Я тебя не оставлю.

— Я тебя не понимаю!

— Не оставлю, и все тут. Ты мне нужна, Марта. Мне нужно встречать тебя с работы, — честно сказал он. — Мне…

Марта без замаха, но сильно, ударила Маркиза по лицу и поцеловала в пахнущие табаком губы.

Оксана

В ЗАГСе я разревелась, и меня отпаивали валерьянкой.

Я, конечно, сделала вид, что плачу от счастья. Наверное, нужно было быть идиотом, чтобы так подумать. Слезы счастья выглядят иначе. На самом деле я плакала не от счастья или горя, а от наступившей в моей жизни окончательной определенности. Я больше не могла выбрать себе судьбу. Стас был хорошим человеком, на руках меня носил, но я его не любила так, как должна была любить, чтобы выйти замуж.

Я больше не могла встретить другого, которого полюблю так, как нужно. И изменить что-то я не могла. Внутри меня уже жил будущий человек, и я испытывала странное, незнакомое мне прежде чувство, что этот человек теперь — моя жизнь и ее суть и цель. Мама была не против аборта, она понимала, что мне не до детей. Против была я.

Поэтому я плакала о себе, той, какой я больше никогда не стану. О дурацкой беременности, о милом мальчике Стасе, влюбленном в меня по уши. О том, что я никогда и никому не отдам еще не родившегося ребенка, который решил мою судьбу насовсем.

А мне налили валерьянку, и я стала женой. Теперь меня звали Оксана Белых.

По-настоящему я была рада переезду. Дома оставалась мама (и я видела, как она устала от заботы обо мне, хоть и сама себе в этом не признается) и седой, сломленный отец, вечно глядящий на маму с затравленной робостью. Я перестала понимать, как он мог раньше взять и уйти из дома. Я мешала дома.

В новой квартире я почувствовала себя свободной, как когда-то в детстве. Стас был правильным мужем, он делал все, что должен был делать, я прекрасно понимала, что не справилась бы без него. И, в конце концов, стала воспринимать его как неотъемлемую и приятную часть быта. Сама я была занята ребенком.