Тёмный Легендариум

22
18
20
22
24
26
28
30

– Не даст – так сам возьму.

– Ага, взял. Есть, чем брать – то?

– Есть, да подлиннее, чем у тебя.

– А у меня, зато, толще.

Через некоторое время спор затих сам собой. Мальчишки, перебрав с десяток девушек и столько же способов достижения своей мужской цели, раскрасневшиеся и гордые сами собой, замолчали. Они видели четырнадцать зим и столько же весён, и сейчас их молодая кровь кипела, и природа требовала своего. Через два года они смогут оставить свои тайны и сговоры, и с полным правом назваться мужчинами. Но в тот момент что-то уйдёт, что-то странно притягательное и манящее. Уйдёт их детство.

Парню, прикорнувшему в тени сосновых ветвей, до этой воображаемой точки отсчёта оставался лишь год. Если бы кто-нибудь взял на себя труд описать сильную половину деревни в возрасте от четырнадцати до двадцати, то этот кто-нибудь с удивлением обнаружил, что все они подходят под следующее описание: рослый, дочерна загорелый, белобрысый парень с яркими голубыми или карими глазами, с белозубой улыбкой, с копной прямых волос, с открытым и откормленным лицом, имеющий вид весёлый и беззаботный.

Тот, о ком идёт речь, решительно не вписывался в это образ. Слово «рослый» к нему не подходило, вернее описать его как «высокого» или «длинного». В свои пятнадцать он возвышался над любым из сверстников на голову. Солнца он не жаловал, и это было обоюдным. Загар приставал к нему плохо, и после чесался и жёг. Брови были густыми и чёрными, а вовсе не редкими и белыми. Глаза и не думали блестеть, поражая чистотой. Наоборот, неприятно-грязно-зелёного цвета радужки будто бы поглощали свет. Волосы лежали не копной, а скорее буреломом, жгутами и колтунами оплетая голову. Лицо было худым и вытянутым, ничего открытого и откормленного в глубоко посаженных глазах, высоких скулах и чуть впалых щеках не казалось стороннему наблюдателю. На лбу пролегли ранние морщины, под глазами собрались складочки от привычки щуриться, глядя на собеседника. Завершая описание, можно отметить, что вид парень имел задумчивый и отрешённый. Радость посещала его не часто, а беззаботным его и вовсе не видел никто.

Отчасти объяснением этому служило его прошлое. Родившись на сорок третьем году правления Бреора III, или старого короля, как называли монарха вне дворцовых стен, он стал первым ребёнком в небогатой крестьянской семье, и получил вместе с правом жить имя Скир.

Его отец, служивший в молодости полковым писарем, мечтал научить сына грамоте и отдать в школу. Когда сыну исполнилось шесть, он попытался обучить его алфавиту. Тогда он и представить не мог, чем обернётся эта затея.

Всё чуть не рухнуло из-за непроходимой лени ученика, но однажды тот увидел у одного торговца грязную потёртую книгу. Внутри оказались уже знакомые червяки, смысл которых вдалбливал в него отец. Мальчик ткнул пальцем в книгу и спросил:

– Что это?

Купец усмехнулся:

– Здесь написано о кладах и несметных сокровищах. Я бы не продал эту книгу и за… – он быстро прикинул, – … пять серебряных монет. А вот за шесть бы продал.

– У меня стоко нету, – грустно ответил Скир. Ему вдруг ужасно захотелось узнать о кладах и сокровищах.

– Тогда ничем не могу помочь, – торговец сразу потерял интерес. – Да такой кроха наверно и читать не умеет.

До сих пор нельзя с уверенностью сказать, что выиграл, а что проиграл Скир оттого, что не сумел прочесть слова «Поваренная книга» на обложке. Однако с тех пор он твёрдо решил овладеть тайной непонятных загогулин и погрузился в учёбу с головой. Изучив алфавит, он принялся за письмо и через год мог по складам разбирать предложения и писать сам. Отец счёл его готовым к дальнейшему овладеванию знаниями и на два года раньше обычного отправил в местную школу.

К тому времени, когда его друзья-одногодки только начали обучение, Скир уже преспокойно читал, писал почти без ошибок и имел представление о такой науке, как математика. За следующий год он прочитал всё, что только смог найти в радиусе пятидесяти вёрст. Знания, скрытые в книгах, влекли его. Он был в том возрасте, когда в голове одни вопросы, и каждый начинается с «Почему?» Отчасти боясь задавать взрослым, а отчасти уяснив для себя, что те всё равно не смогут на них ответить, мальчишка искал ответы в книгах. Рыская по ближайшим деревенькам, он выспрашивал о книгах, и, если удавалось её найти, Скир радовался этому, как другие дети радовались бы новой игрушке или забаве.

Однажды он наткнулся на небольшой томик в кожаном переплёте. Открыв его, он пришёл в сильнейшее волнение – буквы и слова, крывшиеся внутри, были ему незнакомы. Вечером того же дня он спросил у отца, есть ли другие языки, кроме того, который он изучил. Отец рассмеялся и сказал, что есть сотни языков.

Что такое сотня, Скир знал. Сотня соломинок – небольшой пучок, сотня камней – большая куча, сотня деревьев – роща; а сотня языков, подобных вовсе даже не лёгкому (как казалось Скиру тогда) родному языку – представить себе такое было очень трудно.

Поначалу Скир растерялся, но, размышляя однажды ночью, он вдруг подумал о том, что необязательно учить все языки. И даже вовсе не требуется. Надо знать лишь те, на которых написаны самые умные книги. Вывод этот вдохновил мальчика необычайно.