— А что ты предлагаешь? — задиристо спросила Сашенька. — Кулаками драться?
— У тебя есть другое оружие!
— Обольщать ментов? Ни за что!
— У тебя есть когти! Иди выцарапывай мужа, если хочешь что-либо доказать. Себе и ему.
— Как — выцарапывай?
— Закати истерику, не мне тебя учить. Царапай, грызи их зубами, рви — отпустят. Покажи им, что ты женщина, декабристка. Они сильных боятся и всё прощают. А поджог — это тюрьма.
Она и в самом деле скорчила хищную гримасу, будто когти выпустила, но в последний миг смутилась.
— А ты куда?
— На берег! Если что, ищите у брошенной самоходки.
— Самоходка брошенная — это кто? Одинокая женщина?
— Баржа такая, ржавое судно!
Сашенька кинулась к милиции, хлопнула входная дверь, и через некоторое время послышался душераздирающий мужской вопль и мат. По коридорам забегали, в тёмных окнах вспыхнул свет.
К восходу Колюжный разыскал на берегу Чилима переломленную пополам лесовозную баржу — с виду зимний приют местных бомжей. Корма была затоплена половодьем, однако носовую часть оборудовали под жильё, утеплив стены трюма брёвнами, пенопластом и картоном.
Попасть сюда можно было и через верхний люк, служивший окном, и через левый борт, обшивку которого уже наполовину срезали автогеном. Вячеслав обошёл всю баржу и ни одной живой души не обнаружил. Видимо, постояльцы съехали отсюда недавно, вместе с теплом, и зимой особо себя не утруждали, устроив свалку мусора и туалет прямо за дверью, в железном трюме. Сейчас он оттаял и дышать было нечем, однако торчать на улице под студёным утренним ветерком с реки становилось неуютно. Зажав нос, Ко-люжный отыскал в бомжатнике спички, прихватил драный матрас и ушёл под прикрытие ближних тополей, где развёл костерок. Все подходы к барже отсюда просматривались, и в случае чего можно было незаметно улизнуть в прибрежные заросли ивняка.
Сорокин появился внезапно, из-за спины, причём был в знакомой пижаме, тапочках и с гостиничным одеялом, наброшенным на плечи.
— Вы убедились? — спросил он безо всякого торжества. — Я всё предвидел и не сумасшедший. Я — человек, загнанный в угол и лишённый воли к сопротивлению.
Он и в самом деле выглядел намного спокойнее, чем в гостинице, и в глазах не было прежнего лихорадочного, безумного блеска.
— Может, мы пойдём в помещение? — предложил он. — Здесь холодно, а там есть печка.
— Там ловушка, — Вячеслав привстал. — Накроют враз. Располагайся!
— На барже мы в полной безопасности, — заверил Сорокин. — Я скрывался два дня, здесь откупленная китайская территория. Местная милиция обходит её стороной.