Запах цветущего кедра

— То есть как это — отнял? — вслух изумился Вячеслав.

— У вас это называется «рейдерский захват». Надеюсь, у тебя есть рычаги влияния на этого полковника?

Пришлось скверно и подло врать женщине, дабы не унизиться окончательно.

— Разумеется, есть.

— Ты поможешь фонду высвободить несчастных женщин! — поручила кинозвезда. — Там около сорока человек в заточении. Живут на правах рабынь, в том числе и сексуальных. Пришлю номер счёта, переведёшь деньги на авиатранспортировку. С учётом аренды вертолёта, билетов на самолёт, расходов на питание и проживание, требуется сто тридцать тысяч долларов. Этим летом мы планируем операцию по ликвидации секты на Гнилой Прорве.

И отключила трубку.

Домой Колюжный приехал в сумерках и с решением не платить этому фонду ни копейки. Не хватало, чтобы ещё какая-то артисточка разводила его на деньги! И когда стал открывать дверь, обнаружил, что закрыто на один замок, как будто дома кто-то есть. А быть никого не могло, поскольку квартира у него была холостяцкая, ключей он никому не давал, и, кроме мамы, сюда никто не мог проникнуть. Отец так вообще не появлялся, поскольку уже третий год они, по сути, не общались друг с другом. Родители всё время жили за городом, и, по версии мамы — биолога, всю жизнь проработавшего в зоопарке, отселение взрослого сына было вынужденным отделением доминирующего самца, коим являлся отец, от возмужавшего, взматеревшего сына. Родители по своей охоте купили ему просторную клетку, да ещё коммунальные услуги оплачивали. На самом деле мама наивно полагала, что, оставшись один, без родительской опеки, он скорее женится, ибо считала, что в тридцать три года мужчина уже не может быть холостым. В результате Колюжный-младший оказался изгоем, а доминирующий родитель жил теперь, как лев в прайде, собрав в загородный дом двух маминых сестёр и трёх племянниц.

Он переступил порог пустой квартиры и сразу же узрел 6отинки сорок восьмого размера — эдакие сшитые на заказ лыжи.

— Батя?.. Ты где?

Отец был уверен, что карьеру сделал из-за своего двухметрового роста — всегда был слишком приметным: самого здорового везде ставили бригадиром. В Якутии он начинал работать мастером после института, через три года стал начальником прииска, и ещё через год — руководителем всей золотодобычи. Он даже в министерстве замом проходил всего пару лет, когда как тамошние чиновники лет по десять ждали нового назначения. Ещё на Вилюе он получил прозвище Бульдозер, и не потому, что был упрям и неотвратим, как американский катерпиллер; усевшись за рычаги, родитель влёгкую поднимал с земли бульдозерной лопатой спичечный коробок, а на экскаваторе мог разлить бутылку спирта в три стакана, поставив её в ковш, и при этом ни капли не пролить. Однако отец считал, что и пострадал по причине своего богатырского телосложения, когда в правительстве появился маленький, юркий премьер, которому приходилось задирать голову, глядя на подчинённого министра. Но зато его тут же заметили в Госдуме и предложили место депутата, где он и заседал до сего дня.

Своим прозвищем отец гордился, радовался, когда так называла жена и вся прочая родня, к которой он относился трепетно, терпеливо и всё прощал. И, напротив, не позволял вольностей сыну: Вячеслав всю жизнь конфликтовал с родителем, хотя смотрел на него восхищённо.

Сейчас Бульдозер сидел на кухне, пил чай и читал газету.

— Ты что опять замутил там? — спросил он, не отрываясь от занятий. — Что за экспедиция на Карагач?

После неудачи с высокотехнологичными проектами Вячеслав несколько лет пытался избавиться от отцовского контроля, однако до конца сделать этого не удавалось, поскольку у родителя была доля в его предприятии, оставленная как раз для того, чтобы всюду совать нос. Из-за своего депутатства сам он заниматься бизнесом не мог и только давал указания, советы и высказывал пожелания. С точки зрения Бульдозера, Вячеслав неправильно вёл дела, плохо зарабатывал и впустую тратил, поэтому отношения всегда были тлеющими и всегда готовыми превратиться в пожар.

Его напор сейчас не предвещал ничего хорошего.

— По староверским скитам поедем, — отмахнулся Колюжный. — В общем, турпоход, прогулка... Как жизнь, бать?

— Не ври! Что там Рассохин делает?

Судя по тону, отец что-то узнал об экспедиции только что и, скорее всего, откуда-то сверху. Почему-то сразу же вспомнился рыжий помощник, и оказалось, не зря. Колюжный-старший скомкал газету.

— Хоть бы посоветовался!.. Ты понял, куда влез? Куда тебя занесло? Это уже не промышленный шпионаж! Стас заманил? Книги искать?

С Рассохиным дружба у них расклеилась, как только отца назначили министром, а ведь в Якутии жили душа в душу, Вячеслав помнил совместные романтические вечера под гитару и тихо тосковал по прошлому.