Он подходил на голос, как подходят к глухарю на току, исключительно под песню и, если она обрывалась на несколько секунд, замирал. И когда уже был совсем рядом, увидел у себя под ногами могильные насыпи с почерневшими столбиками вместо крестов. Это было лагерное кладбище — так хоронили зеков. Воющее пение было совсем рядом, где-то за толстыми кедрами, и хорошо, что мягкий подстил скрадывал шаги. Стас подошёл так близко, что, выступив из-за дерева, оказался за спиной Матёрой. Солнце не пробивало кроны, её «белые одежды» светились в лесном сумраке, но не вызывали никаких плотских чувств. Хозяйка Карагача пела, плакала и молилась одновременно, хотя вначале он ни слова не понял. Безумство какое-то, бессмысленное упражнение, вой отчаявшегося оглашенного, кающегося человека среди могил. Но мороз пробирает!
Рассохин слушал её несколько минут, прежде чем начал понимать отдельные слова, что-то про огонёк, про дорогу. Всё это звучало и выглядело дико, бредово, как в дурном сне. Однако он всё-таки дождался, когда закончится плач. Матёрая замолкла, опустилась на землю и замерла — должно быть, притомилась. Он не хотел объявляться и сделал уже несколько шагов назад, однако услышал её слабый окрик:
— Станислав? Подойди ко мне.
Уходить не имело смысла. Рассохин встал у неё за спиной, прислонился к дереву.
— Никогда не смотри, когда я молюсь, — сказала она. —Ты мне мешал.
— Предупреждать надо, — пробурчал он. — Нашла мест, где молиться.
Она наконец-то обернулась к нему, ничуть не стесняясь своего вида.
— Здесь чистейше поле, — произнесла она со слабым восхищением. — Здесь следует стоять только в «белых одеждах».
Матёрая явно ещё находилась в полубезумном состоянии, слова её всё ещё казались продолжением странной молитвы. И тут он впервые услышал, как она смеётся.
— Здесь снисходит благодать с небес! — она раскинула руки. — Ты никогда этого не испытывал?
— Что ты несёшь?! — разозлился Стас. — Какая тут благодать? Вас Сорокин с ума свёл!
Она рассмеялась ещё веселее — а ведь даже улыбаться не умела, и если кривила ротик, то ехидно.
— Это варисовел! Благодатное энергетическое поле! Вот здесь надо жить человеку!
— Да здесь кладбище! — чуть не закричал он. — Здесь могилы! Тут такая... энергия!
— Ты — невглас! — вдруг жёстко заговорила Матёрая. — Ты тупой и ограниченный человек! Ничего не хочешь понимать. И чувствовать! Ты такой же, как Яросвет. Люди тут страдали и умирали. Но энергия мук и страданий перевоплощается в благодать! Она накапливается в пространстве, как в куполе, и потом источается на живых! Страдания Христа спасительны, поэтому он и Спаситель. Это и есть варисовел, открытый нам пророчицей! Варисовелом наполнены нетленные мощи святых, а здесь лежат в земле святые женщины.
И она побежала к сверкающему от солнца разливу. Смело вошла в воду, окунулась по шею и вдруг замерла, уставившись в небо. Рассохин услышал какой-то неясный шум над водой, но внимания не обратил, пошёл на поляну. А там, из куртки хозяйки, беспрестанно раздавалось тревожное пиликанье. Стас помедлил, но всё же достал рацию и ответил. Полковник напрочь забыл, что принял новую веру, носит благородное имя и ему теперь не позволено ругаться.
— Ну, вы что там, натрахались?! — завистливо заговорил он. — Я тебя предупреждал — не трогай её! Даже если она сама!.. Ну, ты мне ответишь!.. Вертолёт запустил двигатели! Где Дуся?!
От старицы прибежала Матёрая и стала сдёргивать одежду, торопливо натягивая на мокрое тело.
— Тебя на самом деле Дуся зовут? — спросил Стас.
— Евдокия!
ebooksa