Собственные слова Лилли прерваны внезапной и неожиданной колющей болью в руке.
Медсестра укусила Лилли в мясистую часть ладони, где достаточно трудно нанести травму, и Лилли невольно выдернула руку, позволяя той выть. Кровь брызнула на лицо Лилли, жаля глаза и мгновенно отвлекая, пока медсестра цеплялась за нее. Что-то первобытное поднялось у Лилли внутри: внезапно ее зрение сузилось, и она схватила голову медсестры за уши и ударила ее об пол.
При первом ударе – тошнотворный хруст – медсестра вздыхает. При втором ударе она начинает задыхаться и бороться, чтобы нормально вздохнуть. При третьем – у нее закатились глаза.
Лилли продолжала крушить череп женщины об пол еще по крайней мере полдюжину раз, пока медсестра не стала полностью неподвижной и кровь не начала сочиться из-под ее головы огромными пятнами – красное полотно, разворачивающееся на плитке. Лилли видела перед собой только расплывчатые остатки лица женщины, которое уже было бескровно и все еще прижималось к полу, замороженные открытые глаза, направленные в никуда. На самом деле Лилли не знала, что еще происходило в комнате в течение нескольких секунд… включая тот факт, что Томми встал между Лилли и детьми, загораживая их от происходящего ужаса.
– Лилли!
Она почувствовала, как Томми оттащил ее от медсестры. Как будто нажали выключатель, и Лилли практически сразу же вышла из состояния всепоглощающей ярости и моргнула, словно впервые начала ясно видеть. Она посмотрела наверх:
– Запри дверь, Томми. Теперь. Запри дверь. И помоги мне с окном.
Вопреки желанию кровавой мести, направленному на похитителей, несмотря на ее гнев и рефлексы, теперь велящие ей стрелять первой, а вопросы задавать потом, план состоял в том, чтобы попытаться спасти детей так быстро и оперативно, насколько это возможно, и вывести их из их заточения, минимально встречаясь с врагом. Но вероятность этого варианта, похоже, уменьшалась с каждой секундой, пока Томми с трудом пытался открыть окно над шкафчиком, стоящим возле стены комнаты.
Возиться с другим окном было гиблым делом – у того оказались непроницаемые решетки и ударопрочное стекло. Томми рискованно балансировал на одном из смотровых столов. В какой-то момент он понял с огромным разочарованием и тревогой, что перекладина окна не отламывается, она была надежно замазана многими слоями присохшей краски.
– Мы умрем?
К Лилли подошла маленькая Бетани, ее рот был красным и припухшим от кляпа, глаза – влажными от страха. Она продолжала отводить глаза от искореженного, пропитанного кровью тела медсестры, лежащей у противоположной стены. Она не смотрела в пустое лицо женщины, залитое кровью, на голову, похожую на сдувшийся воздушный шарик. Голос маленькой девочки был ломким и хриплым от страха. В противоположной стороне комнаты ребенок в кроватке сосал соску-пустышку, ведя себя тихо впервые с того момента, как Лилли здесь появилась.
– Нет, дорогая, мы не умрем. – Лилли дотронулась до пушистых волос девочки. – Мы выберемся отсюда и пойдем домой. Хорошо?
Девочка не ответила. Она была здоровым ребенком, уже практически подростком, с грязными светлыми косичками и ясными, смышлеными карими глазами. Она все еще носила грязную толстовку с мультяшными утками под потрепанным джинсовым сарафаном. Бетани никогда не позволяла себе быть настолько напуганной, и страх, который она открыто показывала, немного испугал Лилли.
Бетани и маленький брат Томми, Лукас, схватили Лилли за ногу, словно какие-то сумчатые животные, цепляющиеся за ее мать. Веснушчатый ребенок шести лет с непослушными волосами, Лукас Дюпре, не сказал ни слова с того момента, как Лилли появилась. Говорили только его глаза, которые продолжали излучать ужас.
– Хорошо, все слушайте меня. План таков… – Лилли объявила это детям весьма задорным тоном, словно вожатая в лагере, ободряюще сжав руку Бетани Дюпре.
– Никто не умрет, мы все выберемся отсюда, но мы должны сделать это быстро, так быстро, как вы только можете. Вы понимаете меня? Да, это похоже на игру, за исключением того, что это более важно, чем игра. Вы понимаете?
Голос Томми проник в нить рассуждений Лилли с другой стороны комнаты:
– Мы постараемся!
– Хорошо, Томми. Спустись, возьми свое оружие, давай. У тебя все еще есть та веревка?
– Эта?