Око разума

– Тогда вы должны понимать, что этот субъект чересчур опасен, чтобы жить. Экстрасенсорное восприятие – истинное, мощное, абсолютно идеальное экстрасенсорное восприятие – сила, выпускать которую на свет нельзя ни в коем случае. Орудиями его смерти будем мы, но смертный приговор ему вынес тот, как сотворил это с ним. Мы – лишь палачи, делающие то, что надлежит. Меня от этого тошнит. Но если мы позволим себе проявить сострадание, то лишимся всего.

– А вы уверены, что не сгущаете краски, полковник? Он ведь один…

– А вы хотели бы находиться с ним в одной комнате?

– Не сказал бы, – губы Собола тронула легкая улыбка. – Я мог совершить… один или два неблагоразумных поступка, которые не хотел бы доводить до его сведения. Ну так что же? Я не хотел бы находиться в одной комнате с натасканным бойцовым псом, но это не значит, что от него никакой пользы. Я за то, чтобы захватить и изучить этого субъекта. Только представьте, что будет, если человек с такими способностями будет работать на нашей стороне! А если нам удастся воспользоваться им, чтобы понять, как наделить этой способностью остальных?

– Именно этого мы и боимся, – поведал Майк Кэмпбелл. – Это слишком большое могущество для любого человека. Даже для ангела с идеальными нравственными принципами. Это абсолютная власть, а она развращает. Помните свою воскресную школу, генерал? Сам Сатана начал свою карьеру в роли ангела. Уж если его можно было совратить с пути истинного, когда он был ангелом на небесах, на что уж надеяться человеку?

– Но все обстоит гораздо хуже, чем если б дело ограничилось обращением Холла ко злу, – добавил Гердлер. – Если мы позволим ему жить, то откроем ларец Пандоры. Мы практически кладем начало международной гонке пси-вооружений.

Собол уставился на него, словно не веря своим ушам.

– Все страны будут искать способ дать волю экстрасенсорном восприятию, – растолковал полковник. – И для использования его в качестве оружия, и для достижения паритета, если какая-то другая страна добьется этого первой. С катастрофическими результатами, как ни поверни. Гонка пси-вооружений.

– Разве состояние Холла в последние пять минут освещалось в международных новостях? – саркастически поинтересовался Собол. – Потому что, насколько я слышал, единственные люди, хотя бы подозревающие об этом, – это мы трое и подруга сложившего голову фельдшера.

– А вы не допускаете, что об этом пронюхают другие страны? – стоял на своем Гердлер. – При всем моем уважении, генерал, вы же знаете, что пронюхают. Так или иначе. И если Холла оставить на свободе, то очень быстро. Очевидно, он не стыдится демонстрировать свои способности. Если мы попытаемся задействовать его в своих целях, это рано или поздно просочится вовне. Если мы вообще сможем упрятать его, в чем я сильно сомневаюсь. Насколько сильно мы запаникуем, если подумаем, что Иран, Россия или Китай запустили программу, обеспечивающую идеальные пси-способности? Разве мы не пустимся во все тяжкие, чтобы обрушить эту программу, генерал?

– Конечно. У нас не будет другого выхода.

– Как и у них, если узнают о нашей программе. Любой, кто не сумеет взнуздать эту способность, в мире, где есть сумевшие, окажется в сокрушительно проигрышном положении. Предположим, найдется прямой способ наделять этой способностью… И не стоит недооценивать находчивость человечества. Едва почуяв запах свершения, мы заткнем за пояс любую ищейку. Если такое случится и экстрасенсорное восприятие станет повсеместным, игре конец. Это событие уровня тотального истребления. Если вдуматься, мы не принадлежим к числу биологических видов, способных читать потаенные мысли друг друга, не придя к самоуничтожению. Мы уже балансируем на краю пропасти даже без дестабилизирующих факторов извне.

Теперь Собол призадумался.

– Но даже если мы устраним Холла, разве нет шанса на то, что это уже просочилось? – произнес он. – Маловероятно, но не исключено. Если гонка вооружений должна начаться, разве можем мы позволить себе отбросить выигрышную комбинацию?

– Без Холла гонки вооружений не будет, – парировал Гердлер. – Подумайте об этом. Если мы убьем его и замнем эту историю, все будут думать, что он погиб при кораблекрушении «Эксплорера» Скриппса. Любые слухи о том, что он пережил эту трагедию, будут считать бреднями помешавшихся на теории заговора. – Полковник помолчал. – Не говоря уж о том, что мы позволим ответственным за эти зверства избежать правосудия. Мы можем подождать и посмотреть, кто выступит с революционными достижениями, а затем по-тихому провести расследование, позаботившись о них, пока это не стало достоянием общественности. Прежде чем предать все огласке, они будут должны – будут вынуждены – подать заявки на патенты. Они будут мешкать с этим до последней секунды, но мы можем подключить Несси к патентным компьютерам и забить тревогу, как только появится хоть что-то. Люди, стоящие за этим, предстанут перед правосудием, – настаивал он. – А мы сможем подумать об использовании того, что они узнали. Хотя и с этим связана уйма проблем. Но оставить Холла в живых – залог катастрофы. Существование его способностей выплывет наружу, даже если мы сможем упрятать его. А это большое «если». И бумерангом ударит по нам – и по миру.

– В этом я не так уверен, как вы, полковник. Будь у меня экстрасенсорные способности прямо сейчас, что я прочитал бы в ваших мыслях? Что ваш непосредственный начальник – безмозглый осел, не соглашающийся с вами сию же секунду?

Гердлер улыбнулся. Возможно, Собол действительно читает мысли.

– Вовсе нет, генерал. Я бы подумал, что ценю вашу прозорливость и тот факт, что вы достаточно непредвзяты, чтобы выслушать меня и оценить мои аргументы по достоинству.

– Угу, – скептично заметил Собол. – Хоть я и не вполне разделяю ваши воззрения, полковник, вы высказали ряд дельных мыслей. Мне нужно какое-то время, чтобы обдумать это. Перезвоню вам через сорок пять минут.

На этом экран погас.