Слушатель

Он не торопился с ответом, но затем, передернув плечами, сказал:

— Может быть.

— Угадала, ты точно «охотник за наживой», — утвердилась она в своей мысли и негромко рассмеялась.

Они проехали мимо пансионата, но Джинджер даже не подумала сбросить скорость.

— Эй! — воскликнул Джон Партлоу. — Нам же…

— Успокойся, Золотко. Мы всего лишь немного прокатимся.

Его сердце забилось сильнее, а во рту внезапно пересохло, но он сохранил спокойствие — по крайней мере, внешне.

— Слушай, Джинджер… Мне не нужны неприятности. Если ты хочешь ограбить меня, то знай, что…

— Ты слишком много болтаешь, — отрезала она, и одной рукой оторвала фляжку от губ Ханикатта, тут же сунув ее Джону Партлоу. — Выпей и расслабься, Золотко. Это не ограбление.

— Золотко? — Ханикатт нахмурился и попытался найти свою фляжку, как будто она просто исчезла по волшебству Гудини[12]. — Кто такой, черт возьми, этот Золотко?

— Человек, который тебя убьет, — сказала Джинджер ЛаФранс, в то время как «Паккард» продолжал мчаться вперед и пронзать своими фарами темноту Луизианской ночи.

3

Сделав это заявление, Джинджер издала резкий короткий смешок, и пьяный доктор начал вторить ей, не удержавшись от смеха, но мужчина на заднем сидении — носивший имя Джон Партлоу в качестве одной из своих многочисленных масок — лишь неуверенно поежился, потому что услышал в голосе женщины твердую решимость.

Они миновали гараж Генри Балларда, где стоял потрепанный «Окленд», и затем выехали за пределы Стоунфилда, очутившись на извилистой проселочной дороге, уходящей на запад. Вокруг было темно: мрак разбавлял лишь редкий проблеск фонарей, видневшихся в окнах фермерских домов, и свет летних звезд, пробивавшийся сквозь кроны деревьев.

— Можешь остановиться и высадить меня здесь, — сказал «охотник за наживой», которому внезапно перехотелось иметь хоть что-то общее и с охотой, и с наживой, — я вернусь назад пешком.

— Вот еще! — отозвалась женщина. — Жена, которая бросает своего холеного муженька на обочине дороги? Нет уж, не дождешься.

— Что за игру ты затеяла?

— Просто веду машину, — ответила она. — Веду машину и все.

— Где моя выпивка? — спросил Ханикатт, наклонившись, чтобы поискать фляжку под сидением. — Выпивка, мать ее! Где моя выпивка?

Джон Партлоу наклонился и постучал ему фляжкой по плечу. Доктору потребовалось несколько секунд, чтобы отреагировать на прикосновение, а затем еще пара мгновений, чтобы сообразить, что следует делать с фляжкой. Наконец, он вцепился в нее жадной хваткой и сделал большой смачный глоток. Джон Партлоу решил, что этот человек годится теперь только для одного: стоять на сцене и рассказывать пикантные истории о сексе, которые он так хорошо помнил наизусть, и не более. Та часть мозга, что отвечала за все остальное, по-видимому, была просто-напросто выжжена огромными порциями виски, старостью и тяжелой жизнью.