Мертвая

– Почему?

– Вильгельм сообщит, что ты доблестно погиб при исполнении… если напишешь, получится, что ты знал, что собираешься умереть. Знал и не приехал сказать лично. Не навестил, – я замолчала, подбирая слова. – Это довольно… подло. И не говори, что не хотел беспокоить. Она имеет право знать, понимаешь?

Диттер кивнул, хотя и как-то рассеянно. Похоже, мысли его были где-то далеко от дел насущных.

– Поэтому… при исполнении и никак иначе. Может,тебе и медаль какую выправят? Посмертно?

– Может…

– А хочешь, я денег дам… у меня много… честно говоря, я только и умею, что их зарабатывать… нет,тратить тоже, но зарабатываю все равно больше. На приют вот отпишу, раз уж обещала крышу… и твоей сестре могу.

– Не надо.

– Я не хочу превратиться в старуху Биттершнильц, – почему-то я четко осознавала сейчас, какое будущее меня ждет. И оно, бездна его задери, мне совершенно не нравилось.

Одиночество. Гюнтер единственной компанией, и то пока не состарится… где-то на третьем этаже Рашья со своими девочками, которых, конечно, будут учить и вообще… когда-нибудь она сменит Гюнтера. Девочки… рано говорить, но подруг у меня не было и, крепко подозреваю, не будет. Я или подпишу с ними договор на кровь,или однажды они покинут этот дом. А я… я останусь наедине со своими заводами и фабриками, управляющими, которые будут меняться, не меняя ничего в принципе. С проектами и их воплощением. Финансовые схемы. Потоки. И… проклятье, тоска безбрежная, из которой не вырваться. Не хочу.

…благотворительность не спасет. Во всяком случае та, которой я готова заняться. Поездки по сиротским приютам. Угодливые взрослые, дрессированные дети… меня стошнит на третьем визите. Нет, я лучше чек выпишу, избавляя себя от этого представления. А потому…

– Поцелуй меня, что ли? – как-то безнадежно предложила я. А Диттер взял и исполнил просьбу.

И видят боги, это было хорошо.

…мертвые способны притворяться живыми. Иначе у нас вряд ли что-то получилось бы. Но вот если тепла достаточно для двоих, если сердце начинает стучать быстрее и в принципе… в принципе, я не хочу думать о вещах подобных, поскольку эти мысли здорово опошляют случившееся.

Нет, я не против пошлости. Но… не сейчас. Не здесь. Просто… мертвые способны притворяться живыми, если поделиться с ними силой и этой самой жизнью, которой в нем и так осталось на донышке. Я легла, подперев подбородок рукой. Спит. И сон глубокий, неестественно, я бы сказала, глубокий… дыхание ровное, что хорошо, но тьма в груди свила гнездо, она тоже дремлет,то ли после секса, то ли по воле божественной, главное, что время ещё не вышло. А у меня появляется подленькая мыслишка сделать так, чтобы оно не вышло вовсе. Это ведь несложно, верно?

Бросить все. Уехать. Колонии, Острова… бездна мироздания. Главное, не завершать… и жить… жить вдвоем… он будет делиться со мной силой, а я – заботиться о нем, как умею. Правда, умею я хреновато, надо быть честной с собой, но… со временем научусь. Возможно. Правда, Диттер не согласится. Но у меня осталось то зелье в лаборатории. Одной капли хватит, чтобы решить проблему… интересно, его тоже моя бабка варила? Не удивлюсь, если так…

Я вздохнула. Нет. Я не хочу, чтобы из-за зелья. Мне этого будет недостаточно. Я вздохнула и, наклонившись, коснулась губами щеки. Какая холодная… ледяная просто. Я бы согрела его, но, боюсь, попытайся я сейчас, просто вытяну остатки тепла. А потому лишь поправлю одеяло и уберусь.

Хороший мальчик. И всегда таким был. Правильным. Серьезным. А я? Я… никогда и никого всерьез не принимала. И жить привыкла легко. И эта ночь ничего не изменит. Наверное… я подняла полотенце и на цыпочках вышла в коридор. Дверь закрыла аккуратно. И обернувшись, увидела Вильгельма.

– Он-то хоть выжил? – поинтересовался старший дознаватель, который и сам выглядел не слишком-то хорошо. Он сидел на полу, как был, в одежде. И пальто его кашемировое промокло, а еще пропиталось грязью и дымом.

Огнем. Кровью. Болью… и он принес сладкий вкус чужих страданий.

– Спит, – сказала я, полотенце поправляя. – И жить ещё будет… некоторое время.