Мертвая

– Но, может, соизволят принять? – я сунула Берте коробку из кондитерской,и она скривилась.

– Я сладкого не ем.

– Я ем. Сделайте чаю. Зеленого, пожалуйста. Сахар не кладите.

Она поджала губы, явно испытывая преогромнейшее желание выставить меня прочь. И кого другого, пожалуй, выставила бы, но… с нашим родом Аарон Маркович был связан не только пятью десятками лет совместной практики, но и кровной клятвой, которая позволяла мне чуть больше, нежели прочим.

– А вам советую попробовать. Безе ныне особенно хороши…

Я кинула перчатки на поднос. И устроилась в гостиной. Старый ковер, местами протертый. Паpа кресел, которым явно место в лавке старьевщика. Низенькая софа, одну ножку которой заменяла пара кирпичей. Столик обшарпанный, прикрытый скатертью, более напоминавшей половую тряпку. Вазочка со сколом. Ничего не изменилось. Даже сухой букет в вазе, кажется,тот же самый, что и год тому…

– Дорогая, не буду лукавить, я несказанно рад нашей встрече, – Аарон Маркович разменял восьмой десяток, но выглядел вполне себе бодрым.

Он был высок. Сухопар. И смуглокож. Темные волосы его изрядно побило сединой, на лице прибавилось морщин, нос стал больше, а губы – уже. Тонкая шея. Белоснежная рубашка. Галстук, завязанный двойным узлом. Домашний темный костюм. Плоская цепочка для часов, свисающая из кармашка мышиным хвостом…

– Ваше появление всегда ознаменует что-то интересное… прошу…

Меня Аарон Маркович принимал в кабинете, который разительно отличался от уродливой гостиной. Дубовые панели. Темные ковры. Мебель, явно сделанная на заказ. Особенно хорошо было кресло : темная кожа, посеребренные гвоздики и головы горгулий на подлокотниках. И главное, что в мордах их кривых усматривалось несомненное портретное сходство с хозяином.

– Сегодня я скорее по делам иным… мне стало известно, что мой дед… и возможно, мой отец заключили некий договор, касающийся Летиции… моей сестры.

Эта фраза далась нелегко. Аарон же Маркович слегка наклонил голову, что можно было растолковать и как согласие, и как предложение говорить дальше.

– Не так давно ей… стало известно о своем происхождении, – я выпустила когти и убрала их. – И она желает обратиться в суд, дабы взыскать… скажем так, свою долю наследства.

Приподнятая бровь. Удивление?

– Возможно, в обычных условиях договор и не позволил бы ей на что-то претендовать, однако… – я погладила металлические нашлепки на подлокотниках гостевого кресла. – Ввиду последних событий… и руководствуясь сообрaжениями… практичного склада… мне интересно, насколько Имперский суд будет склонен… прислушаться к этой просьбе.

Аарон Маркович задумался. Хмыкнул. Потер подбородок, который, сколько себя помню, всегда был выбрит гладко.

– Я же говорил, вы всегда преподносите интересную задачу… да, полагаю, до вашей смерти у… вашей pодственницы не было бы шансов опротестовать договор. Но, как вы выразились, нынешние обстоятельства создают прецедент.

Значит, шансы у поганки есть.

– Могу ли я взглянуть на договор? Раз уж являюсь заинтересованной стороной…

…со старика станется отказать, особенно, если в договоре имеется пометка специфического характера. Но Аарон Маркович кивнул и поднялся. Он подошел к одному из семи шкапов, что вытянулись вдоль стен, занимая все пространство комнаты. Сделанные из каменного дуба, сдобренные заклятиями, они хранили немало тайн. Поговаривали, что время от времени находились желающие заглянуть за темные дверцы, пролистать бумаги, а то и просто незамысловаато сжечь со всем содержимым, но вот что с ними происходило, о том история умалчивала. Сейчас я видела сиреневое марево заклятий. Сложные. Красивые.