— Интересное ощущение, — задумчиво проговорила себе под нос, рассеянно улыбнувшись. — Кажется, я начинаю понимать…
— Да как ты… какое ты право!.. — возмущённо булькнул, пытаясь вернуть себе дар речи, Антон Денисович.
— А какое право вы имеете делать мне подобные замечания? — отбрила Брамс. — И разрешения обращаться ко мне на «ты» я лично вам не давала!
Мужчины только ошалело хлопали глазами, наблюдая за происходящим — от обычно рассеянной и витающей в облаках вещевички никто просто не ожидал столь внезапной вспышки негодования. Прежде она не придавала значения подобным условностям, а если кто-то делал ей замечания, не касавшиеся её профессиональных качеств, пожимала плечами, глядя сквозь человека и пропуская всё лишнее мимо ушей, а тут вдруг подобное!
Вновь повисшую тишину разорвал хриплый, каркающий хохот Элеоноры и её же резкие хлопки аплодисментов, под которые Валентинов, окрысившись на Аэлиту и состроив злющую гримасу, пробкой выскочил за дверь.
— Браво, дорогая! — заявила Михельсон смущённой такой реакцией Брамс. — Вот что значит — правильное сочетание! Вот теперь у нас порядок будет, этак мы всю дрянь из Департамента вытурим! А там и из города тоже, — Женщина приблизилась, с сосредоточенным видом обошла вещевичку, внимательно разглядывая обновку, и подытожила, продемонстрировав большой палец: — А брюки отличные, потом черкнёшь мне адресок портнихи.
— Элеонора Карловна, это вы о чём? — полюбопытствовал Чогошвили. — Правильное сочетание чего?
— Мал ещё, — фыркнула женщина.
— Полагаю, Эля имеет в виду своеобразное влияние нового начальника на наше юное дарование, — улыбаясь в усы, предположил Φедорин, после добавил задумчиво: — А может, и на нас всех. Честно говоря, я по-прежнему задаюсь вопросом, почему до сих пор никто из нас так и не начистил Валентинову лицо, ждали Титова…
— Значит, так надо было, — флегматично отозвалась Михельсон, жестом поманила за собой вещевичку к столу и спокойным, деловым тоном принялась ту просвещать: — Вот, держи, передашь петроградцу. Это ему из Киева телеграмма, вот здесь по вещевикам справки, он вчера спрашивал. Если вкратце, коллеги твои вполне законопослушные люди и проблем с нашим ведомством ни у кого из списка особенных не было. Так, по ерунде.
Из киевского послания следовало, что историк Данила Рогов действительно имелся, по краткому описанию походил на знакомца с Песчаного острова, а дальше следовало ждать высланного воздушной почтой личного дела.
А пока Брамс отводила душу, поручик имел разговор с Чирковым.
По части вещевиков тот хоть и поворчал для порядка, но согласился с доводами Титова, что посещение «Взлёта» и беспокойство ценных специалистов более чем оправданно. Он даже не стал ограничиваться разрешительной бумагой, а сам позвонил в Охранку, сразу её начальнику. И по тому, с какой искренней теплотой полицмейстер разговаривал с «дорогим Михал Палычем», Натан понял, что отношения у здешних полицейских с Охранкой неплохие. Может быть, не такие уж дружеские, как Чирков показывал, но поручик позволил себе надежду, что совать палки в колёса следствию смежное ведомство не станет. При наличии, конечно, весомых аргументов, а их у Титова имелось в достатке.
Личная же часть беседы, касательно будущего и настоящего Аэлиты, выдалась уже более напряжённой. Чирков слишком привык к мысли, что избавился от этой головной боли, пойдя на поводу у родственницы, и совершенно не желал нового обострения конфликта. И хоть признавал разумность доводов поручика, и не хотел терять столь талантливого вещевика, но всё равно с внутренним протестом относился к необходимости резко отказать кузине в её притязаниях. Он отчаянно пытался усидеть на двух стульях, даже сознавая невозможность подобного, и Натан, покидая его кабинет, не мог уверенно ответить на вопрос, какое решение принял полицмейстер и принял ли вообще.
Однако Титов был готов упорствовать до конца и Брамс не уступать, даже несмотря на собственные птичьи права на этом месте. Хотя и понятия не имел, как поступит, если Чирков всё же упрётся и предпочтёт избавиться не только от неудобной родственницы, но и от назойливого петроградца, доставляющего массу проблем.
Обитателей двадцать третьей комнаты Натан нашёл в оживлении, и особенно бросался в глаза весьма довольный, даже гордый вид вещевички.
— А вот и начальство пожаловало, — весело поприветствовал его Федорин и выразительным взглядом обвёл трость. — Экий ты перекошенный… Вы же вроде вчера отделались лёгким испугом?
— Это не вчера, это давнишнее, — отмахнулся Титов и растерянно уточнил: — Я что-то пропустил?
— А то! Аэлита Валентинова приголубила!
— То есть как? — обомлел поручик.