Альв

– У вас, Яков, нет своего дома? – Вопрос, казалось бы, уместный, но в то же время несколько странный.

Но, с другой стороны, все, что касалось Альв, было окрашено в цвета безумия. Молодая женщина, потерявшая память, но, судя по всему, не утратившая основных характеристик личности. Спокойная. Уверенная в себе. Не испытывающая, как кажется, и тени озабоченности относительно утраченной памяти или своего положения и статуса.

– У меня есть дом. – Яков подумал вдруг, что поведение Альв лишено притворства и все, что она делает, естественно и непротиворечиво. Во всяком случае, для нее самой.

– Почему тогда я останусь ночевать у вашей сестры?

– Потому что молодой женщине неприлично ночевать в доме холостого мужчины.

– Скажите, Яков, – голубые глаза смотрят на него снизу вверх, но отчего-то создается ощущение, что все обстоит с точностью до наоборот, – Варвара когда-нибудь ночевала в вашем доме?

Ну что ж, забыла она что-то или нет, в проницательности этой женщине не откажешь.

– Ночевала, – вынужден был признать Яков.

– Это повлияло на ее репутацию? – гнула между тем свою линию Альв.

– Видите ли, госпожа Ринхольф, – попытался выбраться из западни Яков, – госпожа Демидова не слишком озабочена ни своей репутацией, ни чужим мнением. Такова уж она.

– Такова уж я, – чуть улыбнулась Альв.

– Вы не можете этого знать, – возразил Яков. – У вас амнезия.

– Да, верно! – кивнула женщина. – У меня расстройство памяти, но согласитесь, господин Свев, я не страдаю расстройством личности или умственной отсталостью. И я вам заявляю со всей определенностью, что вам не следует заботиться еще и о моей репутации. Так что, если это единственная причина, я предпочту ночевать в вашем доме.

– Ну, если не будет другого выхода… – пожал плечами Яков.

Продолжать разговор на эту щепетильную тему он счел излишним. Будет день – будет и пища, как говорится.

– Боюсь вас испугать, – улыбнулась женщина, – но выхода не будет. – Итак, куда мы идем? – резко сменила она тему разговора.

– Для начала в регистратуру, – объяснил Яков. – Оформим вашу выписку и тогда уже отправимся на поиски приключений.

Из похода в ресторан и в ходе экскурсии по весеннему Шлиссельбургу Яков узнал, что Альв обладает хорошим аппетитом, но ест при этом спокойно, не торопясь и крайне воспитанно. Ножом и вилкой, как и прочим ресторанным инвентарем, пользуется с естественностью завсегдатая, названиям блюд и продуктов не удивляется и никакого неудобства от поездки в тяжелом локомобиле не испытывает. Город ей, судя по всему, понравился, но, несмотря на то что она по-прежнему ничего не помнила ни о Себерии, ни о Шлиссельбурге, удивления не вызвал. Город, люди, техника – все это являлось предметом любопытства, но и только.

Потом, когда наступили ранние сумерки, Яков вывел свой «Кокорев-Командор» на шоссе, идущее параллельно Старо-Ладожскому каналу, и погнал на север, предполагая обогнуть Щучье озеро и подъехать к усадьбе Норнов по старой лесной дороге с северо-востока. Вообще, в отличие от западного берега, заросшего густым лесом, восточный был давно и хорошо обжит. Здесь издавна – лет триста, пожалуй, – жили Норны, Кумачевы, Зарубины и Свевы. Четыре мызы с молочными фермами, лесопилкой и маленьким конезаводом, давным-давно находившимися в ведении арендаторов. Однако усадьбы, строенные из кирпича, битого камня и дубовых бревен, до сих пор являлись родовыми гнездами четырех семей, роднившихся в прошлом не раз и не два. Последним по времени матримониальным союзом такого рода стал брак сестры Якова Труты Свев и соседского сына – Петра Норна, служившего в Казенном приказе, сиречь в Министерстве финансов. Петр был значительно младше Якова, к тому же «банкир», а не «вояка». Соответственно и особой дружбы между ними с самого начала не возникло. Соседи, знакомые, родичи по браку (зять и шурин), государственные чиновники – но никак не друзья. Тем не менее Яков бывал у Норнов довольно часто, благо холостяк и живет поблизости. Но причина частых визитов была, разумеется, не в Петре, а в Труте, и все посвященные это прекрасно понимали.

Память не возвращалась, и это было странное чувство: знать, что многого не знаешь, потому что забыла, но не знать, что именно забыла. Она прекрасно себя чувствовала, свободно говорила с другими людьми, ориентировалась в окружающей обстановке, хотя и не всегда узнавала те или иные вещи, и все-таки не знала даже того, как ее зовут на самом деле. Альв Ринхольф, так сказал Яков. Возможно, что и так. Но назвалась она – если и в самом деле назвалась, – находясь в полубессознательном состоянии. Тогда назвалась, сейчас снова не помнила. И ничего по поводу этого имени не чувствовала. Но вот какое дело: оно не казалось ей странным или чужеродным. Напротив, оно было одним из многих имен, имевших отношение к языку, который здесь отчего-то никто не понимал. Ульфила, Вульфсиг, Ринхольф… Альв Ринхольф… Эльф из Волчьего Круга… Должно ли это что-то означать или это просто имя, как и любое другое, которое когда-то что-то значило, но давно уже это значение утратило? У нее не было ответа на этот вопрос, но и другого имени не было тоже; значит, она была Альв Ринхольф. Во всяком случае, пока.