Новые марсианские хроники

А леди всё равно умерла, это был её день. В этот день в городе было огромное гулянье, все пили и веселились. Её три сына, они все были очень толстые, начали править страной, их стали называть «три толстяка». А леди не похоронили, её заточили в специальную пещеру, чтобы она никогда больше не могла оттуда выйти, потому что все боялись, что эта леди была волшебница и только прикидывалась мёртвой, чтобы потом проверить, хорошо ли выполняются её распоряжения, и так все слуги дворца на этот раз сумели избежать мучительной смерти.

Приближение дня урожая

Он ничем таким особенным не выделялся. Он жил один в отдельном домике на самом краю марсианской деревни. Но в деревне все его звали почему-то Колодезь.

А вообще его настоящее имя было Треуз. В этом году у Треуза уродились необыкновенные яблоки. Никто ничего особенного в этих яблоках не замечал, они ничуть не выделялись ни размером, ни цветом. По крайней мере, в лучшую сторону, напротив, они выглядели довольно-таки неказисто, невзрачные и пёстренькие, а не то чтобы какие-нибудь сортовые.

Но всё же что-то такое непростое в них было, это и Треуз понимал, да и всем другим это тоже понятно было. Вроде тех яблок с червяком, что, мол, яблоки теперь такие, что их и червяк есть не станет, червяк лучше от голода помрёт совсем, но никогда не будет он это яблоко есть. Хотя яблоко красивое, и самого лучшего сорта, и всякими удобрениями и химикатами их может быть когда-то и поливали, но давно уже перестали, никому это не нужно, так что яблоко уродилось самым натуральным путём. Да только то ли те химикаты убили в них что-то такое на несколько поколений вперёд, но только нету в этих яблоках какой-то души, чего-то необходимого для червяков, чтобы те могли их кушать. Ничем к нему, к такому яблоку, не придерёшься ни с какой стороны. И всё же, хотя и неясно почему — мёртвые это яблоки, да и только.

А другие же яблоки, может, внешне и не представляют собой ничего особенного, но всё же получают признание — кушает их червяк. Хочешь, подавай на червяка жалобу за то, что нету у него в яблоках никакого понимания. Ну а если не хочешь, то и не подавай.

Треуз и сам был в посёлке то ли немец, то ли что-то такое. Но в этом году все точно знали, что у Треуза уродились какие-то необыкновенные яблоки. Они ещё не созрели, и только собирались поспевать, никто ни одного яблока ещё не попробовал, так что не совсем понятно, откуда про это и знать-то могли.

Все завидовали Треузу, потому что представляли, что если он с этими яблоками вдруг появится на рынке, то никакие другие яблоки в этот день брать не будут, а ему дадут за его яблоки очень хорошую цену. Но Треуз относился к этому спокойно, он заранее точно знал, что он просто соберёт их все, тщательно оберёт с дерева, часть оставит себе на зиму, но только себе, а всё же остальное аккуратненько зароет в углу сада под деревьями. Он всегда это делает, каждый год. И от этого в будущем году его яблоки уродятся ещё лучше.

Другие люди всегда хотят, чтобы их яблоки работали на них. Они утомляют яблони. Яблони стоят утомлённые. Опалённые солнцем. Обветренные дождями. На них усталость многих и многих поколений. Те самые удобрения и химикаты, они, возможно, и сработали-то не сами по себе. Они просто послужили последней каплей накопившейся усталости деревьев. Как чашка крепкого кофе для человека, который так уработался, что уже не осталось совсем жизненных сил и ему уже невмоготу. Он и дальше останется жить, этот человек после чашки кофе, которая его не убьёт. Но только это будет уже не человек, от него останется одна внешняя оболочка, а что-то важное и внутреннее в нём сломается.

Треуз не был таким. Он не хотел, чтобы яблони уставали. Он их любил. И он хотел всегда, чтобы яблони любили его. Важной чертой его отношений с яблонями всегда была бескорыстная любовь и забота. И он знал, что вложенная во что-то любовь наконец отзовётся. Яблоки тоже полюбят его. Не то чтобы ему что-то нужно было от них, но ведь в этом-то всё и дело.

Треузу не нужны деньги. Ему вообще ничего не нужно. Ему есть, что покушать, он кормится полностью от своего огорода. Если ему только и не хватает, то чего-то другого, он сам точно не знает чего. Ему нужно, например, чтобы яблоки были хорошие. Яблоки становились год от года всё лучше и лучше. Не внешне, конечно, но, кому надо, это понимали, Треуз сам, конечно, понимал. Треуз был мужик себе на уме, не то чтобы какой-то недоумок. Когда яблоки станут достаточно хорошие, что-то будет. Не ясно окончательно пока ещё что именно и как это будет, но яблоки как-то проявят себя.

Но только в этом году что-то не так. Яблоки начал кто-то воровать. Треуза это ужасно беспокоит. Он не умеет считать. Но он прямо чувствует, что яблок становится меньше. Позавчера, например, ночью несколько штук кто-то унёс. Сегодня тоже, даже ещё больше. Может быть, это алтайские олени заходят и длинными мордами жуют себе яблоки. Но не может этого быть, олени никогда не смогли бы попасть в сад через забор. В саду натоптана трава следами босых ног. Правда, следы на густой траве не остаются. Но во всем по-прежнему чувствуется присутствие следов от босых ног. «Босяки». Так Треуз про себя неуважительно назвал вторженцев.

Треуз разложил в траве рядами куски колючей проволоки. Тем более в темноте, а так их даже и днём никаким глазом не видно. Не предупреждённый человек войдёт в траву, он не может же знать заранее, что там разложено ржавое железо, оставшееся то ли от времён кровавых депрессий, то ли от мировой войны. Утром в траве остались следы крови. Но число пропавших ворованных яблок от этого не уменьшилось. Треуз наложил ещё больше проволоки. На следующее утро обнаружилось ещё больше крови, и ещё больше яблок пропало.

Отравленное яблочко

Треуз всё же точно хотел бы знать, кто берёт его яблоки. С этой целью он скрепя сердце оторвал одно яблочко и отравил. Он прикрепил мёртвое яблоко обратно на дерево (относиться к нему как к яблоку он всё равно уже больше не мог), установил его на самом виду, чтобы оно первым попалось в руки тому, кто будет искать в темноте, и окропил сверху брызгами липкого яда ещё разок. Он применял какой-то старый яд. Что-то сильное и быстродействующее, но, однако же, без запаха, что хранилось в тёмной бутылке у него в подвале. Олени обладают высоким чутьём, они никогда бы такое яблоко есть не стали.

Наутро Треуз нашёл у себя в саду под забором девушку. Красивая и босоногая очень молоденькая девушка-подросток лежала, прислонившись спиной к забору, с надкушенным яблоком в судорожно зажатой руке, как Белоснежка, и глядя в небо широко раскрытыми стеклянными голубыми глазами.

Следы свежей крови по-прежнему были видны в траве, и число сворованных яблок не уменьшилось. Видно, в суете ночного вторжения никто и не заметил, что одной недосчитались. Она, скорее всего, и почувствовала себя плохо и умерла очень быстро, не успев даже крикнуть. Или, даже если успела, все были так заняты или возбуждены, что никто ничего не услышал.

Треуз закопал девушку в углу огорода. На следующую ночь он выставил на самых длинных ветках ещё несколько других отравленных яблок. Яд кончался, но что делать. Треуз понял теперь, что означала эта бутылка, припрятанная, наверное, его дедом в кладовке. Кто-то предвидел это событие на несколько поколений вперёд, либо уже сталкивался с такою же проблемой несколько поколений назад, так что пришлось купить лекарство в аптеке. Судя по бутылке, аптека была приблизительно двадцатых годов.

На следующий день Треуз встал с восходом солнца, покуда никто ещё не мог его увидеть. Он подобрал ещё четырёх мёртвых девушек, как будто бы разложенных одна возле другой рядком вдоль забора. Яблок на деревьях всё равно поубавилось довольно много. Девушек Треуз в этот раз не зарыл, как полагается, а ближе к вечеру развесил их на деревьях, как ворон, для устрашения остальных, и включил фонарь. Жил он всё равно в стороне от деревни, милиции он не боялся, потому что милиция там всё равно никогда не ходила.

Треуз понял главное, что вторженцев у него много. Он сначала было думал, что при помощи яда он сможет просто, как мышей, их всех извести. Но теперь он увидел, что среди опавших, как осенние листья, возле его забора, была одна девушка из соседней деревни, и даже одна такая девушка, которой Треуз вообще никогда не видел. Могло быть даже, что девушка вообще приехала специально из города на электричке.