Следующим вечером Сигруд, пригибаясь, крадется вдоль берега Солды. Туда, где он останавливается, падают несколько случайных снежинок, как будто зимние тучи в небесах посылают разведчиков на вражескую территорию. Влага и холод создают тяжелый туман, который прилипает к фонарным столбам в густонаселенных кварталах Мирграда, отчего улицы усеяны радужными ореолами.
«Но, полагаю, — думает Сигруд, — лучше так, чем та темень, которая здесь была раньше».
Прибрежные улочки переполнены мирградцами, сайпурцами, и время от времени даже попадаются дрейлинги. Как странно видеть все три народа вместе — и никто не кидается на других с кулаками. Городские фасады, как и население, представляют собой интересную и пеструю смесь: то покрытые шрамами старые реликвии, с большой вероятностью времен, предшествующих Мигу; то чистые и свежие кирпично-бетонные фасады магазинов; то стеклянно-металлические конструкции, что-то коммерческое и беспощадное; а потом, в конце улочки, какой-нибудь вымощенный брусчаткой участок с маленьким указателем, который сообщает зрителю о том, что здесь было до Мига.
Солдинский мост прямо впереди, и то, что раньше было узким как кость мостом, теперь представляет собой широкую — футов двести — улицу с толстыми бетонными опорами. Сигруд вспоминает, как сайпурские краны и машины что-то затевали здесь перед Мирградской битвой — видимо, они сделали свою работу, причем сделали ее хорошо.
«Но как же я разыщу Мальвину?»
Он поднимается по тропинке к мосту. Это наполовину автомобильное шоссе, наполовину рынок. Автомобили, автобусы и лимузины с грохотом и гулом проносятся мимо, обжигая воздух позади себя выхлопными газами. С крыш рыночных ларьков свисают бумажные фонарики. Он принюхивается: мясо на вертелах шипит над ярко-красными углями, струйки пара вьются над носиками медных чайников. Теплый, живой пейзаж процветающего мегаполиса.
Несмотря на это, Сигруд слегка вздрагивает. Небольшой порез от копья на его груди странным образом болит — боль кажется то горячей, то холодной. Он подумывал о том, чтобы вскрыть рану и попытаться выдавить черноту, как гной, но пока что она ему не мешает, и это точно не важнее всего, чем он занимается сейчас.
Сигруд подходит к краю моста и выглядывает наружу. Воды Солды еще не замерзли. Но он помнит, какими они были когда-то, много ночей назад, когда божественный ужас притаился подо льдом и терроризировал Мирград — когда дрейлинг, вооруженный лишь копьями и веревкой, вложил все силы в битву с этой тварью.
Впрочем, он проиграл. Урав Наказывающий поглотил его. Однако кошмары, обитавшие в брюхе чудовища, не сумели уничтожить дрейлинга, и тот каким-то образом выжил и выбрался невредимым…
Сигруд смотрит вниз, на свою руку в перчатке. «Была ли это удача? Или что-то большее?»
Голос позади него:
— Ты опоздал, засранец.
Он поворачивается. За ним стоит Мальвина Гогач, скрестив руки. Она одета как мальчик — мешковатое коричневое пальто, грива каштановых волос спрятана под черную шапочку. Выражение лица знакомое: нетерпение и язвительное презрение.
— Ты же сказала «вечером», — говорит Сигруд.
— Вот именно, вечером! — Она тыкает пальцем в ночное небо. — Это ночь, мать твою! Вечер давным-давно закончился. Как тебе вообще удавалось выполнять приказы Шары?
— Я здесь, — говорит он. — И попасть сюда было непросто. Многие могли бы погибнуть по пути.
— Ага, аэротрамвай. Я слышала. Это во всех газетах. Значит, твоя работа? За тобой следили?
— Не думаю.
— Не думаешь?!
— Я скинул трамвайный вагон на голову той, кто на нас напал, — говорит Сигруд. — Может, она выжила, но я не думаю, что это ее обрадовало.