Город чудес

22
18
20
22
24
26
28
30

Он приходит сюда часто. Вообще-то почти каждую ночь он бродит вдоль стен, смотрит и становится все угрюмее.

«Я мог бы это сделать, если бы знал как, — думает он. — Если бы меня научили как. Если бы дали мне силу, которой я должен был владеть».

Но он ничего такого не знает. Сам он не может творить подобные чудеса. Поэтому взамен он идет вдоль Мирградских стен, кончиками пальцев касаясь поверхности этой титанической конструкции, и прислушивается к шепоту чудес, пойманных в глубине…

«Однажды, — думает он, — вы станете частью моих владений».

Если чудеса и слышат его, они не отвечают.

Лишь потому что сильно прислушивается, он слышит, как она приближается, несется с северных гор. Сперва он удивляется и даже нервничает, потому что ее яростное приближение вызывает ощущение чего-то могущественного и совершенно точно божественного.

Он задается вопросом: «Неужели это еще одно дитя? Брат или сестра? Как он посмел приблизиться ко мне?»

Но потом Ноков понимает, что это такое, почему оно кажется знакомым. Часть его самого спешит его приветствовать.

Она спрыгивает к нему с вершины горы, темная и неистовая. Он ждет ее у подножия, следит за приближением и пытается понять, что происходит. Наконец она останавливается перед ним — высокая, словно облитая нефтью безликая женская фигура, и он медленно понимает.

— Мишра? — в ужасе шепчет Ноков. — Это ты?

Мир вокруг него заикается. Тишина заполняет его уши. Но в тишине звучат слова:

<добрый вечер сэр как дела>

Он смотрит на нее с тоской и отвращением. Он протягивает дрожащую руку, и она встает перед ним на колени. Его пальцы касаются гладкого овала ее лица.

— О нет, — стонет он. — О нет, нет, нет… Я не этого хотел. Я совсем не этого хотел…

Звуки стопорятся. Потом:

<добрый вечер сэр как дела>

Он тянется к ней, ощущает ее разум, ее дух и понимает, что на самом деле это больше не Мишра. Какие-то частицы ее интеллекта сохранились, какие-то кусочки той, кого он знал и с кем сблизился. Но лишь обрывки. Не более того.

Он закрывает глаза. Узнав о катастрофе на борту аэротрамвая, он ждал ее звонка. Он полагал, она одержала победу. Но вот она перед ним, с пустыми руками и ужасно искалеченная…

Он понимает, что дал ей слишком много. Слишком много самого себя, чтобы смертный мог такое вынести. Теперь она Тишина, аспект истинной ночи, жуткое безмолвие, сопровождающее чернейшую тьму. Но она не полностью стала Тишиной, ибо какая-то часть Мишры застряла в этом существе, и оно находится в извращенном полусостоянии — не совсем человек, не совсем божественное творение.

— Мне очень жаль, Мишра, — говорит Ноков. — Мне очень, очень жаль.