…и швейцар угодил в больницу, а с ним и две дюжины жильцов, повинных лишь в том, что выбрали неправильное место.
…старушку схоронили, а после хозяева дома долго судились с ее наследниками, жаждавшими компенсации за жизнь невинно почившей матушки, которую, впрочем, при оной-то жизни не больно жаловали… многое было.
— Заклятье, возвращаясь, набирает силу. Оно расплескивается и разрастается. С каждым темным словом. С каждой темной мыслью. Чем больше, тем сильней. И тянет из людей силу. И многие не понимают, что происходит, а потом им становится все одно.
…тот дом, кажется, в итоге продали с молотка. После еще раз и еще, и все-то в нем не было удачи, пока новые хозяева не устроили там то ли спиритический салон, то ли игорный дом, то ли еще что-то столь же непотребное.
— Так что, можно сказать, ей повезло. Ведьмак почистит, — впрочем, в этом Себастьян был не особо уверен, как и в том, что панне Белялинской стоит возвращать разум. — Полечит… и дальше видно будет.
— Понятно.
— А вы ничего не желаете объяснить?
Она повела плечиком, а лицо сделалось несчастным, как у гимназисточки, которую поймали за воровством варенья. Катарина потрогала невзрачное колечко, и Себастьяну подумалось, что прежде этого колечка на ней как раз и не было.
Впрочем, о подобной безделице он тотчас думать забыл.
— Его забрали гончие Хельма, — жалобно произнесла Катарина. — Вы их не видели… а я видела… они приходят, когда кто-то…
— Вы рассказывали.
— Да. И за ним… и тут ничего нельзя сделать. Даже жрецы не спасли бы… и не стали бы… если гончие, то… то он виновен, понимаете?
— Понимаю.
— А я не понимаю! Они… они не просто так пришли… их пригласили к нему! Я почти уверена, что пригласили и… пусть ваши камешек посмотрят. Тот, который он в руке держит, ладно?
И Себастьян согласился.
А что, ему не сложно.
С приходом полиции дом ожил.
И даже не то, чтобы ожил, скорее очнулся от прежнего полусна.
Желтые пятна фонарей.
Тени.