Ректор едва заметно скривился.
— Арнольд и Дерован настояли на том, чтобы я активировал защиту Абартона. Вы ведь в курсе, как она работает?
Реджинальд неуверенно кивнул.
— В теории.
Теперь комната стала вызывать еще больший интерес. Так это и есть ритуальный зал Абартона? Не слишком похоже на место, где вершится древняя, почти утраченная магия. От таких помещений ждешь большего величия: алтаря в потеках крови, атмосферы. И уж точно — не такого количества пыли и паутины.
С последним кое-как пытались справиться несколько служителей с тряпками и ведрами, но больше размазывали грязь по металлу и камню. Оставалось надеяться, но это не повлияет на ритуал.
— Что от меня требуется, ректор? — поинтересовался Реджинальд, продолжая осмотр.
— Как артефактор, вы подстрахуете меня, — вон Грев внимательно изучил пол, ища нужное место. Оно, когда стерли грязь, оказалось не только помечено изображением пары стоп, но и подписано. — На тот случай, если что-то вдруг пойдет не так. Это ведь по сути — огромный артефакт, верно? Поймите меня правильно, Реджи. Я — не волшебник, я волнуюсь.
— Все будет в порядке, ректор, — Реджинальд выдавил улыбку, прекрасно понимая, зачем его вызвали в действительности.
Люди, лишенные магической силы, могут использовать магию, когда речь заходит об определенных артефактах и даже — магических ритуалах. Но они не могут контролировать выброс магической силы, как это почти машинально делают маги. Известны случаи, когда неосторожно проведенный ритуал убивал самонадеянного человека. Реджинальд нужен вон Греву, как громоотвод.
— Насколько я понимаю… встать я должен тут? — засуетился ректор.
— Именно так, господин ректор, — в ритуальную комнату поднялся наконец, пыхтя, мучаясь от одышки главный библиотекарь и по совместительству хранитель абартонских традиций лорд Гоури. Был он еще пухлее вон Грева, кажется, вдвое шире, и еще ниже ростом, отчего напоминал пуфик для ног. Эта неуместная «мебельная» ассоциация возникала каждый раз при взгляде на него. Колючие, бледно-голубые глаза Гоури скользнули по Реджинальду. — И вы здесь, Эншо? Встаньте вот туда и постарайтесь не шевелиться.
Реджинальд не стал напоминать, что маг не из последних, неоднократно присутствовал при ритуалах и умеет обращаться с артефактами. Он отошел, встал послушно в указанном месте и скрестил руки на груди. Ректор с главным библиотекарем суетились в центре, перекатываясь, точно пара шаров на бильярдном столе, и пришлось прикусить губу, чтобы не расхохотаться. Вот уж точно, это бы было неуместно.
Чтобы не отвлекаться, Реджинальд прикрыл глаза и прислушался. Магия, пропитывающая это место, потихоньку просыпалась. Она тянулась к вон Греву, безошибочно опознав в нем человека, облеченного властью. Рвалась наружу.
— Да, вот так, ректор, — бубнил лорд Гоури. — Нужна всего пара капель вашей крови, не больше. Вот на эту пластину.
Голос становился все тише, речь все монотоннее, и бельведер резонировал странным образом. Прошло несколько минут, и Реджинальд ощутил эту пульсацию всем телом.
Она походила на биение гигантского сердца. Ректор забормотал неразборчиво ритуальную формулу, и «сердце» билось теперь в заданном ритме. Все быстрее, быстрее. От этого начала кружиться голова. А потом показалось, что земля ушла из под ног, и Реджинальд начал падать куда-то. Медленно. Неторопливо. Не испытывая ни страха, ни тревоги, потому что не было в этом падении ничего противоестественного.
Тем хуже было приземление.
Боль раскаленным шипом вонзилась в живот, в солнечное сплетение, точно предательский удар под дых. Реджинальд охнул, неспособный издать больше ни одного звука, согнулся пополам, а потом повалился на одно колено, прижимая ладонь к пульсирующей точке, силясь унять боль. Рот наполнился густой, вязкой кровью. В ушах загудело, зашуршало, зазвенело: чудовищная какофония звуков на пределе слышимости, одновременно едва слышимых и непереносимо громких. Боль взметнулась по позвоночнику вверх, стрельнула в череп, раздирая его изнутри, метнулась от виска к виску, попыталась выдавить глаза.
— Эй, Эншо! — голос ректора показался невыносимо резким, точно металлический звонок на станции Брай. Он был до того громкий и грубый, что ночной поезд, прибывающий на станцию и сопровождаемый этим звонком, будил всю округу. — Эншо! Как ты?!