Бейкер-стрит, 221,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Noss! — неожиданно закончил судья, явно рассчитывая, что Кеннеди по инерции отправит последний дротик вслед за предыдущими. Напрасная надежда! Дротик воткнулся в самый центр Фрумкинского шнобеля.

Вопрос о победителе был снят. Кеннеди получил заслуженную награду — и тут же пустил ее по кругу, чем поднял свой авторитет на недосягаемую высоту.

Как потом сообщил нам Глэдстон, братья-славяне отчего-то были уверены, что жадный янки немедленно заграбастает канистру и удалится пить ее в одиночестве. Да, все наши разногласия происходят от незнания и недопонимания друг друга…

11

Спустя час мы покинули честную компанию — настроенную, похоже, увидеть дно бочонка Скруджа. Их обещание выйти с рассветом на работу казалось нам все менее реальным.

Глэдстон и Панасенко пошли нас проводить и глотнуть заодно свежего воздуха.

Мы вышли из клуба, посмотрели вокруг, — и остолбенели.

Вокруг была зима! И какая зима!

Поднявшийся ветер шумел лишь в кронах деревьев, у земли почти не ощущаясь. Но тучи, из которых на протяжении последних часов падал снег, под его напором исчезли совсем.

Знаете ли вы, господа, что такое северо-калифорнийская ночь? Нет, вы не знаете калифорнийской ночи!

С середины неба смотрела луна. Необъятный небесный свод раздался, раздвинулся еще необъятней, — и сиял россыпью самоцветов. Таких звезд и луны вы никогда не увидите на восточном побережье, даже в местах, считающихся безлюдными, — все равно где-нибудь у горизонта будет подсвечивать небо зарево огней какого-либо города, и изгадит вам всё впечатление…

Здесь же звезды и луна были как в первый день творения, когда только-только засияли на небе…[8] Снег на уходящей вдаль просеке сверкал и переливался, словно россыпь мелких бриллиантов. Недвижно и задумчиво стояли сосны, лишь чуть шевеля кронами, и отбрасывая загадочно-трепещущие тени. Заснеженные ели за нашей спиной застыли, как колонны храма. Хотелось помолиться.

Я с тоской поняла, что зря в юности не стала художником… И — что живу не там, где стоит жить. И не так…

И тут вдруг…

Нет, бигфут не появился. А если и был где-то неподалеку — то стоял неподвижно и безмолвно, как и мы, потрясенный открывающейся картиной…

Бигфут не появился, но удивились мы ничуть не меньше, — Панасенко запел. Мелодичным баритоном, совсем не похожим на его обычный хриплый и трубный голос. Русских (или украинских) слов я, естественно, понять не могла, а про мелодию могу сказать одно: она завораживала.

— Переведите, — тихонько попросила я Глэдстона.

Он так же тихо заговорил:

— Лунное сияние окрашивает снег в серебряный цвет… По дороге быстро бегут трое… Доносятся звуки небольшого колокола. Его звон будит у певца воспоминания о ранней весне и о прогулках с любимым другом…

Ну вот, всегда оно так… Услышишь берущую за душу песню на незнакомом языке, кто-нибудь переведет слова, — и они оказываются такой же ахинеей, что и текст любого нашего шлягера… Я махнула рукой: не надо, достаточно перевода! Глэдстон смолк.

Но, какой бы там ни был текст, мелодия завораживала. На втором куплете Кеннеди не выдержал — и стал тихонько подпевать. У него был довольно приятный тенор. Слов он, естественно, не знал — и на ходу переложил на новый мотив «Мою маленькую Долли». Размер не совпадал, пришлось вставлять отсебятину…