Он распадался чтоб вновь существовать.
Он сошел с ума и обрел вечный разум.
А потом все кончилось.
Он стоял, прижавшись к стене и чувствовал, как острые ребра пластика вонзаются в спину. И чей-то невидимый, но почему-то знакомый голос говорил ему:
«Маадэр. Маадэр. Возвращайся. Я удержал тебя. Дыши медленно, не двигайся. Все хорошо».
На полу рядом с ним лежало два тела в одинаковых строгих костюмах — у одного голова превратилась во что-то вроде неровно объеденного яблочного кочана, у другого голова торчала неровно на шее, точно у пугала, которого делали наспех.
— Все? — спросил он, чувствуя такую слабость, как будто вся его плоть превратилась в пузырящееся желе. В ушах все еще что-то скрежетало, перед глазами стояла полоса желтоватого тумана.
«Да. Ты успел. Едва не превратил свой мозг в несколько унций мясной похлебки, но все-таки успел. Едва не умер от гипогликемического шока, инсульта и эмболии, но все-таки выкарабкался… Ты удивительно живуч».
— Мы, мелкие хищники, всегда живучи, — Маадэр усмехнулся и ничуть не удивился, почувствовал на губах вкус свернувшейся крови, — Это наш биологический козырь в извечной борьбе за выживание видов.
«Можешь двигаться. За то время, что ты торчал как болван, я успел разжижить твою кровь, удалить продукты распада и уничтожить тромбы».
Маадэр приложил руку ко лбу. В голове звенело так, точно там по бесконечной петле несся разболтанный старый монорельс.
— За то время, что я стою?..
«Схватка была два часа назад».
— Дьявол.
«Да. Пришлось погрузить тебя в подобие комы, чтоб не превратить содержимое черепа в суфле».
— Два часа… Это значит…
«Осталось около полутора, — бесстрастно произнес Вурм, — Био-софт, несмотря на встряску, по-прежнему циркулирует внутри нейронов твоего головного мозга. И не намерен отказываться от своей цели. Извини».
— Ничего, — Маадэр с трудом оторвался от стены и рухнул на барную стойку. За ней, почти скрытый от окружающего мира, лежал мертвый человек с серым лицом. Даже в смерти он был непримечателен и некрасив, — Бедный старый Лефоше, сегодня он выплатил свой долг до конца. Не то, чтоб мне было его жаль, но…
«Ты не сентиментальнее уличной крысы, — скривился Вурм, — Избавь меня от подобных сцен».
— Ему всегда отлично удавалось руанское красное.