Мерценарий

— Тогда почему… То есть, почему мы оба…

Смех Вурма напоминал крошево из мелкой стеклянной пыли, рассыпанное по кровоточащим извилинам мозга.

«Пустышка».

— Что это значит?

«Нейро-агент в пуле не был активирован. Что-то вроде спящей споры. Холостая пуля, соображаешь?»

Глаза открылись сами собой. Маадэр озадаченно уставился в потолок.

— Макаров ошибся? Он выстрелил в меня холостой пулей?

«А он похож на человека, который ошибается»?

— Но тогда… тогда… — Маадэр обхватил голову, точно она была наполненным под завязку сосудом, готовым расколоться, — Тогда получается очередная бессмыслица. Какой смысл стрелять в человека пулей, которая не способна убить? Это никак не могло помочь ни Макарову, ни «РосХиму», ни их собственности. Более того, это им навредило. Этой нелепой попыткой они сами толкнули меня к «Чимико-Вита».

Маадэру показалось, что где-то в глубине его мозга вызревает, подобно отложенной паразитом личинке или раковой опухоли, понимание. Ему потребовалось много времени, чтоб оно вызрело по-настоящему. И еще десять секунд, чтоб прекратить безумный нервный смех, рвущийся из горла.

— Вурм… Вурм! Кажется, мы с тобой в этот раз оказались самыми большими дураками в этой истории. Я должен был догадаться еще там, во втором секторе. Я теряю нюх, Вурм. Крыса без зубов — это паршиво, но крыса без нюха — воистину удручающее зрелище. Я мог понять все с самого начала, если бы сложил факты в нужной последовательности. Вместо этого я упивался собственной значимостью и пытался переиграть огромных хищников по их правилам. Забыв про свое место в пищевой цепочке. Меня слишком легко стало обмануть. Наверно, мне действительно пора на пенсию, а?

«Ты отправишься на пенсию, — пообещал Вурм, — Через… час и сорок три минуты».

— Отправлюсь, — Маадэр встало. Голова закружилась, но он стиснул зубы и сделал еще несколько шагов к выходу, — Только сперва надо будет еще кое-что сделать. Мне понадобится еще две капсулы эндоморфина и терминал связи.

«Я не понимаю тебя. Что ты задумал?»

На этот раз у него получилось ухмыльнуться, хоть и криво.

— А ты прочти мои мысли.

16

Рассвет на Пасифе никогда не отличался мягкостью. Искусственная атмосфера, сформированная вокруг него за многие годы, была достаточно плотной, чтоб защитить от солнечного излучения, но все еще слишком разряженной, чтобы человек ощущал себя в комфорте на протяжении короткой холодной ночи.

Особенно если этот человек вынужден кутаться в тонкий плащ с чужого плеча, стоя посреди заброшенной стройплощадки, вдалеке от теплых каменных туш Восьмого.

Больше всего Маадэра раздражал холод. Он прикрывал плащ куцым воротником, вертелся на месте, дышал в ладони, но все равно ощущал, как холод, остервенелый, как голодная мурена, находит дорогу к плоти под тканью и безжалостно вгрызается в нее тупыми зубами.