Четверо

– М-да, – сказал Введенский. – Они затоптали нам все следы. Искать дальше смысла нет.

– Ну Николай Степаныч, – укоризненно прошептал Охримчук. – Потише бы говорили такое. Человек умер. Бог вас простит.

И перекрестился.

Введенский покосился на него и беззвучно хмыкнул, но ничего не сказал.

И как им не жарко, подумал он, глядя на старух в длинных платьях и чёрных платках. Впрочем, они привыкли к этой духоте. Это он, ленинградский, вечно изнывает от здешнего солнца.

– Пойдёмте обратно, – сказал он Охримчуку. – Ловить тут нечего. И расскажите, знаете ли вы здесь в городе кого-нибудь, кто подходит под описание?

– Русский, высокий, на голову выше вас, – прищурился Охримчук, вспоминая. – Небритый, без бороды, без усов, светловолосый и загорелый… Слушайте, он точно не местный. Совершенно точно.

– Уверены?

– Более чем. Городок у нас маленький, такого высокого, да ещё и со светлыми волосами я бы сразу вспомнил.

Они повернули назад и медленно пошли в сторону отделения.

За их спинами стихал, отдаляясь, похоронный марш под размеренный цокот копыт.

– Судя по тому, что рассказали дети, – сказал Введенский, – живёт он, скорее всего, явно не в нормальном человеческом жилище. Может, подвал или вообще какая-нибудь землянка. Пещеры тут есть?

Охримчук покачал головой.

– Пещер в этой местности нет, – улыбнулся он. – Но тут вы правы, он явно живёт далеко от людей. Страшновато всё это, Николай Степаныч.

Введенский кивнул.

– Это большой успех, – сказал он. – Мы знаем, как выглядит ночной гость. Надо предписать всем искать похожих людей. Всех, кто подходит под описание, сразу брать, снимать отпечатки пальцев. Задерживать, пока я не допрошу.

– Будет исполнено, – ответил Охримчук. – Что с конём?

– Вспомните ближайшие турбазы для конных прогулок. Ахалтекинец скорее всего оттуда. Обойдём все, спросим, где пропадал конь. Начать стоит сегодня же.

И вдруг поддел Охримчука локтем в бок, усмехнулся, живо подмигнул:

– Дело-то как пошло, а? Скоро возьмём ублюдка.