Ветер, рыжий песок и грязно-оранжевые облака. Горизонт расплылся в завихрениях бури, ободок иллюминатора присыпало снизу песком – надо выбраться наружу и попробовать расчистить его, а то ведь совсем занесёт…
– Я нашла кое-что интересное, командир, – сказала вдруг «Аврора».
Лазарев оживился.
– Выкладывай.
– Сегодня я поймала момент, когда над береговой линией немного разошлись тучи, и сфотографировала море с орбиты. За три дня линия берега сильно изменилась.
– Что ты имеешь в виду?
– Посмотрите на монитор, я покажу фотографии.
На экране появились два кадра. Один сделан три дня назад, когда Лазарев готовился к выходу на берег. Второй – сегодня, полтора часа назад.
Линия берега действительно сильно изменилась и приблизилась на три километра. Небольшой мыс на первой фотографии, выходящий в море длинным изгибом в море, на втором кадре превратился в островок. Рядом появился залив, углубляющийся в берег полукругом, и чуть поодаль – ещё один, чуть поменьше.
Берег стал ближе.
– Что это? – сказал Лазарев, продолжая разглядывать фото. – Буря? Прилив?
– Вряд ли, – ответила «Аврора». – Сила гравитации спутников этой планеты не настолько велика, чтобы вызывать такие приливы. Возможно, это из-за бури. Но даже для такого ветра настолько сильное изменение береговой линии нехарактерно.
– Наблюдай за этим дальше и докладывай, – сказал Лазарев. – Это странно.
– Хорошо, командир.
– Какова сейчас скорость ветра?
– Двадцать три метра в секунду.
Значит, ветер усиливается, подумал Лазарев. Вчера скорость не превышала двадцати.
Странно это всё.
Может, здесь наступает такая своеобразная осень, приход которой так неудачно совпал с высадкой?
Отвратительное чувство, подумал он, оказаться запертым на этой станции без возможности что-то делать, исследовать, работать, даже без возможности послать всё к чёрту и улететь на «Аврору».