Пассажиры

София окостенела.

– И что за фотографии?

– Как я бегаю среди деревьев. Он взял камеру, где надо потрясти фотку и она появляется, как по волшебству.

Пейдж имела в виду камеру «Полароид», которую София купила Патрику, когда они отправились на отдых в Сент-Люсию. София вспомнила, что камера была при нем вчера в саду, когда она приехала. Бросилась во флигель, служащий Патрику кабинетом. Подстегиваемая адреналином и тревогой, она не знала, где начинать поиски и что искать. Начала с папок в его шкафчике, затем принялась пролистывать книги на полках и обшаривать выдвижные ящики, набитые бумагами. Ничего инкриминирующего. Но чувство облегчения смыла досада. Ее внутренний голос не ошибался еще ни разу. Она прекрасно знает, что видела в тот день у бассейна…

Тут ее внимание привлек уголок коробки, выглядывавший из-под стопки старых пиджаков. София неуверенно приподняла крышку и заглянула внутрь. Внутри лежала стопка коричневых конвертов формата А4, каждый адресованный на почтовый ящик без имени, каждый с голландским почтовым штемпелем. Она изучила содержимое одного из конвертов. Внутри лежал глянцевый цветной журнал, где страница за страницей были заполнены непристойными фотографиями маленьких девочек. Уронив журнал на пол, София попятилась на шаг, учащенно дыша.

В конце концов она нашла в себе силы продолжить расследование. Внутри других конвертов были другие номера того же самого журнала. А на самом дне коробки лежал белый конверт с голландским адресом, надписанным на нем почерком Патрика, содержавший разрозненные полароидные снимки. Прищурив глаза, София достала горсть снимков, и ее худшие опасения тут же подтвердились. Это были снимки Пейдж в одежде и без одежды. Патрик сделал их не только ради самоублажения, но и ради того, чтобы поделиться с себе подобными.

София привалилась спиной к стене, боясь, что ноги могут подкоситься. Хоть голова у нее и шла кругом, она сгребла фотографии, сунула в карман, вернула коробку на прежнее место и побежала к себе в спальню. Там, за запертой дверью санузла, ее стошнило в раковину. Еще ни разу в жизни она не чувствовала такой боли, понимая, что человек, которого она любила, лишил ребенка невинности – и под ее же кровом…

Перед возвращением племянницы домой София заставила ее пообещать не говорить матери о снимках, а за это она устроит для Пейдж и ее подруг фотосессию в лондонской студии. Племянница аж заскулила от восторга и поклялась не обмолвиться ни словом.

Несколько дней София не могла заставить себя переступить порог спальни, ссылаясь на некий вирус, не позволивший ей посетить репетиции для пьесы в Вест-Энде, в которой ей предстояло играть под конец лета. Патрик регулярно наведывался к ней, и она из-под одеяла с кислой улыбкой заверяла его, что ей нужно лишь отлежаться.

Это было самое трудное решение в жизни Софии. Она буквально разрывалась пополам. Патрика надо остановить, а Пейдж и других детей – защитить от извергов вроде него. По-хорошему следовало бы обратиться к своему стряпчему, чтобы тот устроил встречу с полицией. Дважды София набиралась храбрости для звонка – и дважды вешала трубку, прежде чем он успевал ответить. Свое бездействие она оправдывала ссылкой на Пейдж – дескать, не хочет подвергать любимую племянницу подобным мытарствам. Кроме того, ее родители будут просто убиты, узнав, что вверили собственных детей в руки человека, которого считали членом семьи, а тот изуверски воспользовался их малышкой.

«Ты можешь лгать миру, но себе ты лгать не сможешь, – воззвал внутренний голос Софии. – Ты будешь помалкивать, поскольку, если проговоришься хоть кому-нибудь, всё, ради чего ты так тяжко трудилась, будет кончено».

Даже в своем спутанном состоянии София сознавала, что, разоблачив Патрика, поставит крест на карьере, которую так любит. Репутация, кассовые сборы, творческое наследие… все это утратит значение, как только ее имя станет отождествляться с мужем, питающим деятельный интерес к маленьким девочкам. Ни один режиссер, продюсер или актер не пойдет на риск, чтобы его имя ассоциировалось с человеком вроде нее.

Однако, как ни воротило ее от извращенных наклонностей Патрика, свои чувства к нему отключить она не могла. Он воплотил в себе все, чего она только могла желать от мужа и друга. Они строили планы вместе повидать мир, инвестировать в бизнес-инициативы и завести детей. Мысль, что все это придется отбросить и начать жизнь заново в полном одиночестве, ужасала ее. Потерять и Патрика, и свою публику было свыше ее сил. Так что она предпочла сохранить и то, и другое.

Стоя за порогом кабинета Патрика, София наблюдала, как он обшаривает комнату в поисках пропавших фото. Потерпев провал, сокрушенно двинулся к выходу – и тут же наткнулся на мертвенно-бледную жену, с покрасневшими глазами, преисполненными скорби. С первого же взгляда Патрик понял, что она знает, за кого вышла замуж. Открыл рот, но не мог произнести ни слова.

София сунула ему в руку визитную карточку с контактной информацией врача-психиатра Питера Хьюитта.

– Я записала тебя на четверг, – сообщила она. – Он не болтлив.

Патрик спорить не стал.

В последующие месяцы София находила какую-нибудь отговорку всякий раз, когда сестра хотела подъехать с детьми. Возлагала вину на все подряд – от работы до болезни, пока озадаченная Пегги в конце концов не перестала напрашиваться. Отталкивать сестру было не по нутру Софии, но идти на риск, оставляя Пейдж наедине с ее дядюшкой, она не могла.

Тем временем, пока Патрик регулярно посещал врача дважды в неделю, София частенько пользовалась возможностью обыскать кабинет на предмет свежих улик его компульсивных влечений. Но ничего не обнаруживалось.

Затем, после года жизни порознь и сна в разных спальнях, отчаявшийся Патрик принялся молить жену принять его обратно.