— У меня нет с ней никаких отношений. Надеюсь, что и впредь не будет.
— Как Вы жестоки, Ваше Величество! Бедная девочка!
— Ничего себе — «бедная»! Кто ж тогда, по вашему мнению, богатая?
— Да она же до беспамятства влюблена в Вас, Ваше Величество! Неужели Вы не видите?
Олмир, безмерно удивленный, растерянно пробормотал:
— Может, что и вижу — и что с того?
— Ты еще молод, Олмир, и не понимаешь, что нельзя пренебрегать такими сильными чувствами. Боже, как она страдает!
— Ну и что?
— Как что? Не будь таким бесчувственным!
— Я не бесчувственный. Мне она… противна.
Последнее слово Олмир произнес очень тихо. Он не был уверен в том, что король имеет право говорить что-либо подобное даже о самом последнем подданном.
— Бедная девочка! Только подумай, сколько соблазнов ее окружает — а она держится, блюдет себя. Демонстративно отказывается принимать даже своего нареченного супруга — Шойского.
— Наверное, он не особенно-то настаивает.
— Может быть. Но мне кажется, причина не в этом. Насильно мил не будешь, а Шойский хотя и предназначен Юлианне в мужья, но пока, как говорится, герой не ее романа. К тому ж существует одно интересное обстоятельство. Открою тебе небольшой секрет: Хранители Крови Дома Павлина вычислили, что Совершенство детей Юлианны будет максимальным, только если первым ее мужчиной станешь ты. В подобных случаях, согласно Канону, никто не вправе отказывать девушке.
И здесь Канон! Олмир беспомощно глянул на Краева с Октябрьским, с деланным интересом разглядывающих бесценные гобелены, украшающие стены парадного королевского кабинета. На лице у секретаря застыла недовольная гримаса: видимо, он с большим трудом воздерживался от замечания Анне Михайловне не тыкать Их Величеству.
Вошел запыхавшийся Ламарк, дав повод прекратить неудобный разговор.
— Анна Михайловна, — сказал Олмир, — то, что вы сказали, довольно интересно, но сейчас меня волнуют иные проблемы. Разрешите нам заняться более неотложными вопросами.
— Я тоже говорю о важном…
— При выходе закройте, пожалуйста, за собой дверь поплотнее, — не выдержал Леон Октябрьский. Возражая королю, Главная фрейлина опять грубо нарушила правила дворцового этикета. — У нас будет важное заседание, не предназначенное для любопытствующих ушей.
— Как вам будет угодно, — фыркнула Анна Михайловна.