Каждый выбирает

22
18
20
22
24
26
28
30

Против ликвидации Луонского герцогства высказались трое — сама Зоя, Юлианна и Бюлов, размышлял Олмир. Иона Фара — ни «да», ни «нет». Итого четыре голоса. Георгий Цезийский наверняка скажет «да»: он всегда стремится поступать правильно, да и старается помогать королевскому Дому. Хороший союзник. Министр экономики, назначаемый королем, присоединится к мнению Олмира. То же можно ожидать от Главного врача и Председателя профсоюза творческих работников, являющегося старым другом королевского канцлера. Вместе с голосом Леопольда Миркова получается семь «за». Много, достаточно для принятия решения, но… неубедительно.

— Ваша Духовность, — обратился Олмир к Ионе Фара, — вы подвергаете сомнению Канон? Как прикажете понимать ваши слова?

Иона Фара от волнения глотнул несколько раз воздух. Молодой король произнес страшные слова. Священный долг Служителей — защищать Канон. Любой из них, заподозренный в отступничестве, подлежит немедленному остракизму. Что делать? Сказать «да»? Но Иона Фара опять вспомнил свой позор во время вчерашнего обеда и, злорадно ухмыльнувшись, презрительно процедил:

— Вам повторить? Так слушайте внимательнее: Служители ничего не могут сказать по поводу ликвидации Луонского герцогства!

Итак, семь против четырех. Что делать? Подсказывающие экранчики словно взбесились: то «продолжить голосование», то «уламывать Иону», то «отложить рассмотрение вопроса»… Олмир почувствовал, что взбешен до крайности. В самый ответственный момент туча королевских помощников оказалась не в состоянии дать однозначную рекомендацию. Оставила его один на один с трудной проблемой. А он еще не отошел от Зойкиного «подарка». У, предательница!

Вот он, один из моментов истины, когда все упирается в личные качества руководителя. Будущее миллионов и миллионов людей, дальнейший ход Истории зависит только от его рассудка, интуиции и силы воли.

В давние времена исключительность первого лица была очевидна всем. Бывало, для атаки воины выстраивались клином, на острие которого было место вождя. Он спиной чувствовал поддержку своих подчиненных и свершал невозможное. Но если убивали его, то клин притуплялся, атакующий порыв угасал и войско рассеивалось.

Позже важность роли общественного лидера многими оспаривалась, но из-за этого не снижалась. Вот и сейчас в непредвиденной ситуации попрятались, разбежались по кустам многочисленные советники и референты, оставили короля одного выпутываться из трудного положения. А ему-то некуда деться, не на кого переложить ответственность.

Буря чувств, переживаемая Олмиром, была совершенно незаметна окружающим. Наоборот, молодой король казался абсолютно спокойным и находящимся в прекрасном настроении.

— Где-то в литературе я встречал сравнение государства с драгоценным кристаллом, — задумчиво сказал он. — Когда камень имеет идеальную кристаллическую структуру, хорошо обработан и без вредных примесей, он ярко сверкает и радует глаз. То же и с государством: когда отлажена система управления, когда каждый человек знает свое место и доволен выпавшей ему судьбой, то все блистает и жизнь блестяща. Если же сейчас наше королевство сравнить с бриллиантом, то, к сожалению, надо признать, что он замутился…

По залу прокатился ропот. К чему подобные лирические отступления?

— Потому замутился, что не чтим Канон! — выкрикнул Иона Фара.

— Канон, прочие законы и придуманные правила ни при чем, — возразил Олмир. — Главная причина в людях. Сегодня мы убедились, что значительная часть наших граждан не желает следовать заветам предков. Почему так получилось — необходимо досконально разобраться. В связи с этим у меня большие претензии к Служителям. Задолго до этого заседания Коронного Совета они должны были предугадать развитие настроений в обществе, скорректировать их и подготовить почву для намечаемых государственных преобразований. А в создавшейся ситуации мы просто не имеем права принимать какое-либо политическое решение. Власть сильна только тогда, когда добровольно принимается всеми гражданами. Я прерываю обсуждение второго вопроса повестки дня и объявляю заседание Коронного Совета закрытым. Все свободны.

Разговоры глухих

После бессонной ночи и сильных переживаний у Зои все плыло перед глазами и путались мысли.

Она привыкла, что большинство людей относятся к ней с неосознанной опаской или еле прикрытой неприязнью. Вероятно, это было естественно.

Слишком мало времени проводила она среди высших чиновников своего Дома, чтобы они увидели в ней не грозную и непредсказуемую властительницу, прихотливым капризом судьбы наделенную правом повелевать ими, а просто девочку со своими проблемами и заботами. Она чувствовала себя чужой в родовом дворце, построенном братом в виде старинной статуи сфинкса. Ей казалось, что Виктор оставил в хрустальных герцогских покоях часть миазмов страха и ненависти, длиннющим хвостом тянущихся за ним.

Огромный королевский дворец она тоже недолюбливала. Чересчур много обитало в нем пристальных, изучающих ее взглядов и скептических улыбок. Наследной главой Большого Дома она была в своем герцогстве. А в Мифополе это обстоятельство почему-то забывалось, и ее воспринимали самой что ни на есть обыкновенной девчушкой, одной из многих-многих ей подобных. А раз так, то невольно возникал вопрос, почему это именно ей, а не какой-то другой, более знакомой, близкой и понятной уготовано в будущем стать королевой.

Самое обидное заключалось в том, что даже ближайшие знакомые — язык не поворачивался назвать их подругами после всего пережитого — относились к ней настороженно. Если в кои-то веки позвонит Юлианна, то под конец разговора не выдержит и обязательно скажет какую-нибудь колкость. Варвара с недавних пор стала откровенно сторониться, а Селена, открытая душа, нет-нет, да и выскажет что-то вроде «мы — это не ты».

Единственной ее опорой был Олмир. Но какие грозные взгляды он бросал в ее сторону сегодня! Зоя жалела, что обстоятельно не переговорила с ним до заседания Коронного Совета. Он был такой занятой, так много посторонних людей его окружало… А сейчас поздно. Он возненавидел ее. Боже, что она наделала!?