Каждый выбирает

Рука ее легла на его руку, обхватившую колени, погладила его пальцы, коснулась голени. Ван поднял глаза и сразу отвел их. Она в упор смотрела на него.

— На подвиги тянет, да боимся? Как ты молод!

Ван промолчал.

Он чувствовал, что сейчас может произойти нечто чрезвычайно важное для него. То, о чем он много думал. Втайне даже от самого себя готовился. Это может произойти, если она захочет.

То, что для него необычайно важно, для нее лишь забавный эпизод, способный внести маленькое разнообразие в привычный ход ее жизни. Она задумалась о чем-то. Интересно — о чем? К какому решению она склоняется?

Женщина нежно гладила его пальцы, и Ван невольно ослабил внимание. Он заметил, что простыня соскальзывает с него, в последний момент и судорожно ухватился за край, прикрываясь.

— Что такое? — засмеялась женщина. — Почему мы такие пугливые? Нам нечего показывать?

Что делать, как вести себя? Ван читал, что в подобных ситуациях главное, что требуется от мужчины, — выдержка. А что еще? Как держать себя? Что и как можно делать, а что — нельзя?

— Ого, нам, оказывается, есть что показать, — сказала женщина, непринужденно сбрасывая полотенце с бедер. — Что ж, приступим к подвигам. Приласкай меня.

Возвращение

Проснувшись, Ван долго лежал, придавленный новыми впечатлениями. В мыслях был полнейший сумбур. Боже, каким недотепой он выглядел в глазах той женщины! Как неловко за себя! Но… оказывается, крайнее бесстыдство может быть таким сладким… Хотя… в целом отвратительно и мерзко. Звериные игрища — по-другому не скажешь. Страшно узнать, что внутри тебя дремлют силы, неподвластные твоей воле. Тем не менее, приятно чувствовать себя мужчиной. Обязательно надо будет похвастаться перед Олмиром.

Вчера он быстро выдохся и почувствовал себя по-настоящему плохо. Женщина вызвала врача, тот снял повязку и сделал успокаивающий укол. Что было после, Ван помнил смутно. Вроде бы ночью, а может быть, ранним утром врач появлялся еще раз, опять делал какие-то инъекции.

Время шло, но никто к нему не входил. Устав лежать и бороться с усиливающимся голодом, Ван поднялся. Голова совсем не кружилась, но прикасаться к ней было по-прежнему неприятно. Принял душ, стараясь не мочить волосы. Обсушился под струями горячего воздуха. Извлек из бытового аппарата странную одежду — то ли трусы, то ли шорты, ничего другого заказать в пошив не удалось — надел их и вышел.

Под палящим солнцем было нестерпимо жарко. В первые мгновения у него перехватило дыхание. Пришлось постоять, привыкая.

Домик, служивший ему временным пристанищем, притаился под тенью невысоких деревьев. Чуть вдали виднелись другие кучки таких же деревьев, заросли кустарника. Но не чахлая растительность, а спокойная мощь моря была главной деталью пейзажа и притягивала взор. Песчаный пляж с редко торчащими колючками начинался буквально в десяти метрах. Еще виднелись какие-то куцые, выгоревшие на солнце тенты, пахло костром. Людей Ван не заметил.

Сделав несколько шагов, он наступил на клейкую, противно пахнущую бумажку. Стряхивая ее с ноги, оступился и укололся об огрызок металлической вилки. Ну и ну. Зачем же мусорить? До этого никогда он не попадал в подобные места и принимал за очевидность, что первое требование для среды обитания человека — чистота. Здесь, очевидно, думали иначе.

Недавний шторм вынес на берег много и крупного мусора. Бревна, покореженные ветки, обрывки пластика, спутавшиеся охапки гниющих водорослей. Неужели трудно все это убрать?

— Эй, утопленник, — окликнули его.

Ван обернулся и увидел местного жителя. В таких же шортах и соломенной шляпе, он стоял рядом с местом, откуда поднимался дымок, и призывно махал ему рукой.

— Здравствуйте, меня зовут Ван Мерсье, — сказал Ван, подойдя ближе.