— Четыре же? — посчитала Мила по пальцам. Ёршик довольно хихикнул:
— Предлог — не слово. Да, тетенька, я хожу в школу, по чесноку!
— Что стоим, кого ждем? — проорала Лука с галереи.
Когда мы вернулись, мерзкий осенний дождь почти стих. Ему было так же далеко до летней грозы, как Ёршику — до отличных оценок, но странным образом в доме Гортензии стало легче дышать. Может быть, дело было в погоде, может быть — в словах, которые наконец были сказаны. Мать и дочь сидели за столом при слабом свете единственной лампы и выглядели усталыми, как будто прошли очень долгий путь.
Или начали путь совершенно новый?
Младшие с шумом отправились в детскую, госпожа Горшковиц извинилась и ушла в кухню. Зи осталась у стола, вертя в руках какую-то вещицу. Вдруг вскинула голову, словно очнулась ото сна:
— Смотри, Аль! — она показала кольцо: дешевую безделицу из серебра с аметистовой крошкой. — Мой отец дал ей. Она хранила все эти годы, хотя сто раз могла продать или вообще потерять. Представляешь? Оказывается, мама кого-то любила по-настоящему…
Когда все наконец уснули, Лука спрыгнула с верхней койки. Она не слишком оберегала сон сестер и братьев, да и не о чем было беспокоиться: поднять их мог только будильник в ведре. Причем ведром с будильником следовало колотить по полу. Бесцеремонно пошарив под подушкой старшей сестры, Лука стащила полпончика в носовом платке. Еще половинку она сохранила сама — достаточно для осуществления плана. Оставалось прокрасться мимо матери — та спала чутко и нервно.
Вместо своей куртки Лука надела пальто Милы — в длиннющих рукавах не замерзнут руки. Надвинула на глаза шапку, сверху накинула шаль — вот теперь можно всю ночь просидеть на галерее. Главное — разложить сладости и не двигаться.
Прилетят феи, примут подношение и станут рассказывать истории: о дальних странах, о былых чудесах… А еще — о тварях, что выползли из нор и сводят людей с ума, как это было уже — три века тому назад.
________________________
[1] каттиска — сероземельское ругательство, букв. — страхолюдная, как ловушка для рыбы, переносн. — чувырла и аналоги. Остальные ругательства — вариации на "полудурок", "***ная весна" (переносн. — "Какого черта?") и "лыжи тебе в….." ("Чтоб тебя!").
Интерлюдия 5
Флориан де Стеррэ, ректор Бергюзского Института Прикладной Магии, кавалер звезды Содружества второй степени и проч. и проч. очень сильно не любил две вещи: вышестоящих чиновников и малопонятные способности. Хуже визита к канцлеру, которого он до сих пор не раскусил, мог быть только неофициальный визит к нему — для "беседы в дружеской обстановке". Старый верный приятель инспектор окинул взглядом дверь, принюхался и вздохнул:
— Кормить, судя по всему, не будут.
И в этом был весь Тервюрен. Никогда нельзя было понять до конца: иронизирует он или высказывается серьезно. Де Стеррэ некстати вспомнилось, что Карнеола, в отличие от остальных, эту черту инспектора любила, даже перенесла на бумагу, создавая своего персонажа — язвительного сержанта.
В холостяцкой жизни господина ректора очередная пассия появлялась достаточно регулярно, увы — ни одна даже отдаленно не напоминала первую любовь. Должно быть, другой такой женщины просто не существовало.
Хотя…
Эта юная нахалка оказалась ближе к идеалу, чем все прочие, взятые вместе. Определенно, в ней что-то было —
ebooksa