Абсолютный доступ

Брут снова пустил в ход задние лапы, раздирая когтями мягкий живот противника, а затем внезапно вцепился Цезарю в морду. Крепко сжав челюсти, он отчаянно брыкался и царапался – и вылез-таки из-под навалившейся на него туши. Он старался держаться слева от зверя, на его слепой стороне.

На мгновение упустив Брута из виду, Цезарь метнулся в ошибочном направлении и тем самым подставил противнику бок. Брут тотчас вцепился ему в заднюю лапу. Задействовав все мышцы своей морды, он с силой впился зубами в мясистую часть бедра и, разрывая ее, замотал головой.

В этот момент слепой ярости Брут внутренним взором увидел крошечное обмякшее тельце, зажатое в окровавленных челюстях, растерзанное, безжизненное. Взор тотчас застелила чернота.

Он задействовал все свое тело – мышцы, кости и кровь, – чтобы рвать и терзать.

Толстое сухожилие в задней части ноги оторвалось от лодыжки.

Цезарь взревел, но Брут не отпускал его. Встав на задние лапы, он опрокинул противника на спину. Только тогда разжал хватку и бросился сверху на поверженного зверя, чтобы вцепиться зубами ему в горло. Еще миг – и он это сделал. Клыки погрузились в нежную плоть. Он рычал и рвал, раздирал и терзал.

Из-за черноты раздался свисток – сигнал отпустить противника и разойтись по своим углам. Дрессировщики бросились к псам.

– Отпусти! – крикнул его хозяин, схватив сзади за ошейник.

Брут услышал аплодисменты, узнал команду. Но все зашло слишком далеко. Он вошел во вкус.

Его пасть была полна горячей крови; та стекла ему в легкие, капала на песок. Цезарь корчился под ним. Яростное рычание превратилось в жалобный скулеж.

Но Брут остался глух к нему. Кровь заполняла все пустоты внутри него, пытаясь до края залить их. Но безуспешно.

Что-то ударило его по плечам. Снова и снова. Деревянная бита дрессировщика. Но Брут не разжимал пасть, крепко вцепившись в горло другой собаки. Он не мог его отпустить, навсегда запертый в черной яме.

Деревянная бита раскололась на его спине.

Внезапно в уши ему ударили новые звуки. Свист, тревожный и надрывный, а следом – истошный вой сирены. Темноту пронзили мигающие огни. Ринг взорвался криками, команды переросли в пронзительные окрики.

– Это полиция! Всем на колени! Руки на головы!

Брут наконец поднял свою истерзанную морду, оторвавшись от горла другого пса.

Цезарь неподвижно лежал на песке, посреди лужи крови. Брут поднял глаза и посмотрел на окружавший его хаос. Люди бежали с трибун. Собаки лаяли и выли. Темные фигуры в шлемах и с прозрачными щитами в руках встали так, что образовали вокруг песчаного ринга большее кольцо. Через открытые двери было видно, как в темноте ярко горят фары машины.

Брут настороженно застыл над телом поверженного противника. Он не испытывал радости от убийства. Лишь мертвое оцепенение.

Его дрессировщик стоял в шаге от него. С его губ сорвалась череда проклятий. Бросив сломанную биту на песок, он гневно указал на Брута.

– Когда я говорю «отпусти», ты должен отпустить, тупой мешок дерьма!