«Девять… шесть… четыре… три…»
Обеими руками Джим отодвинул солдата-конфедерата в сторону и задержал маятник.
«Два…» – успел произнести голос.
На чердаке наконец воцарилась тишина. Все напряжённо молчали, ожидая, что будет дальше.
В конце концов Фурия повернулась к лампе:
– А что было бы, если бы отсчёт дошёл до нуля?
– Ничего бы не было. Твой дед не конструировал взрывчатых механизмов, если ты это имеешь в виду. – Жестяной абажур снова повернулся к замолчавшему говорящему аппарату: – Во всяком случае, мне это было бы в новинку.
Пасьянс схватил старый стул, разломал его с лёгкостью, как будто он был из папье-маше, и обеими руками замахнулся спинкой на несчастную конструкцию.
– Лучше не рисковать.
Прежде чем кто-нибудь успел удержать его, он обрушил страшный удар на маятник и шестерёнки часов. Во все стороны полетели пружины, колёсики и винтики, а Джим еле успел отпрыгнуть, всё ещё удерживая в руках конец маятника, как сломанную ветку.
Окутанный пыльным облаком, Пасьянс нанёс три сокрушительных удара по механизму, а потом отступил с чувством выполненного долга.
«Один…» – прохрипел металлический голос из груды обломков. Что-то зажужжало, но, когда великан вновь замахнулся для удара, голос замолк, и то, что могло бы произойти дальше (что бы это ни было), не произошло.
– Неотёсанная деревенщина! – возмутилась лампа.
– Это могло плохо кончиться. – Джим наконец выпустил из рук маятник.
Пип наклонился к Фурии и прошептал:
– Экслибр не всегда думает, прежде чем делать.
– Больше ничего не трогай, – попросила Фурия, обращаясь к солдату, – хорошо?
Великан сконфуженно пробурчал что-то.
– Я полагаю, если бы отсчёт дошёл до нуля, механизм пробудился бы к жизни, – заметила лампа. – Вероятно, в итоге всё вышло наилучшим образом: кто же захочет воскресать из мёртвых без корпуса?
Фурия и Джим переглянулись, когда со всех сторон вдруг послышались скрипы, скрежет и шорохи. Проржавевшие аппараты впервые за несколько десятилетий пришли в движение. Старые шестерёнки завертелись, сметая обрывки паутины и выпуская клубы пыли. Словно спящая красавица, мастерская пробуждалась от своего заколдованного многолетнего сна. Часто в этой механической какофонии слышался хлопок – это лопался истлевший ремень – или раздавался звон – это разлетались в стороны проржавевшие пружины. Отовсюду слышались неуверенные металлические голоса, ведшие обратный отсчёт: некоторые – от десяти, некоторые – от ста, а некоторые – откуда-то с середины сотни.
ebooksa