Теперь-то жизнь обрела краски. А ещё по пути к умывальнику зоркий Филин углядел в колониальных товарах вовсе невероятное: целый пакаван настоящего ассамского чая! Усоносный казачина-кубанец, хозяин лавки, неумело таился, наполняя чёрными ароматными листьями пакетик зип-лок нервному хипстеру с гитлеровской чёлкой. Ваня уже семь лет чаю не пил, так что без лишних церемоний встрял в ритуал начинающих контрабандистов и без сожаления расстался аж с половиной всех денег за большой пакет запретного зелья.
Вымыв, наконец, персики, Ваня обрёл себе в рыбном павильоне здоровый ломоть копчёного саргана. На ценнике криво значилось: «риба не радиактивни». Совсем не лишнее уточнение для динозавра с ярко-зелёными костями. И вот, нацедив в автопоилке в свою кружку литр пивка, Филин встал у бетонного парапета Мелек-Чесме в тени дерев. Сюда доходила морская вода, и внизу в подводных зарослях хмурились бычки, страшные как ночь. С противоположного берега к ним закинул удочку всеядный рыбак в тельняшке.
Насытившись, Ваня совсем уже истомился и принялся разглядывать местные деньги. На мятой розовой бумажке уютно румянилась грустная барынька, распивавшая что-то с блюдца. Уж не контрабандный ли чаёк? По даме деньга и называлась. Под диковатой надписью «Одна единица» был помещён чайник, как у товарища Сухова, там же прел то ли порезанный лимон, то ли уморившийся таракан — художница так до конца и не определилась. Вообще, комиксистка Нэко-тян изобразила на купюре столь много таинственного, что хоть гадай по ней. Однако Филин никогда этого не делал — по религиозным соображениям.
Неожиданно Ваня понял, что знает не только художницу, но и изображённую на купюре барыньку: симферопольцы добились в своей бумажке большего сходства с оригиналом, чем на привычных северных купюрах. Кроме того, на барынькином хайратнике крупным микротекстом значилось, что это Зоя Пихто. Ваня даже вроде бы припомнил исходную фотку, кажется, это в баньке после Великолукского рейда. В таком случае попарившаяся барынька горюет не о чём-нибудь, а о расколотом о вражью каску прикладе. Снайперу без приклада кисло. И в блюдце у неё именно чай.
Для пущего благолепия художница накинула Зое килограмм пятнадцать доброты и замазала фингалы со шрамами. Вместо бешеной швабры получилась вполне себе уютная пышечка.
А «одна единица», как выяснилось, обеспечивалась всей вычислительной мощью Симферопольского ВЦ, и ещё что-то там с анонимным доступом и выделенным айпишником. Серьёзно всё. А общество на эти деньги жрёт и бухает. Стыдно, товарищи.
Мастер Тарас перезвонил через полтора часа. Он поставил Рамену свежие прошивки, поменял предохранители и масло, но вот с медблоком вышла засада. Старый диггер был редкой модели «Линкс-302». В Россию было поставлено лишь пятьсот машинокомплектов, и все их Ковровский завод вкрутил бедолагам, без следа сгинувшим в Муромском котле, Рязанском походе и прочих бесполезных проявлениях воинской доблести.
Сумрачный тевтонский гений запроектировал киборга так, что дешёвые румынские запчасти тут не прокатывали, можно было запросто пожечь контроллер. А новых Бауэровских медблоков не делали, потому что Брукмюлленский завод помножили на ноль пятнадцать лет назад вместе со всем остальным Брукмюлленом.
Но есть надежда. По слухам, несколько Линксов добрались и до Керчи, и вроде бы сгинули в последней осаде Старокарантинских каменоломен. Вот телефон человечка, от которого информация. Шашель его зовут, на Семи Ветрах живёт. Но поосторожнее с ним, он мутноватый, из «счастливчиков».
— И что мы вам должны? — Поинтересовался Филин.
— Да ничего, я вас умоляю — Замахал иудей чорными ручищами. — Ничего же не вышло… Вот только обязательно передайте поклон его светлости, Князю Игорю. От Тараса Наливайченко. Только не забудьте! Это вместо оплаты.
Вот, оказывается, какие у евреев имена и фамилии.
— Где-то здесь! — в который раз заявил Рамен и уверенно вошёл в ежевику. Ежевика обняла его как родного. Со страдальческим стоном старик задёргался, всё крепче увязая в колючих ветвях, и в конце концов застыл в позе Лаокоона, удушаемого ужом. Поцарапанный звероволк, тяжко вздохнув, вновь стал аккуратно выпутывать старого из зарослей. Диггер, пользуясь случаем, объедал ежевику. Уже битый час товарищи ползали в пыли по приблизительно вертикальному склону Митридата. Склон густо зарос ежевикой, алычой, какими-то непроходимыми беспородными кустами и вообще всем тем колючим, что составляет гордость Крыма. Под ногами хрустели банки, склянки и шприцы. Попадались кости. Где-то в пыли этих раскалённых зарослей прятался Залаз.
— Да точно тут. Вон, в виду того дома должен быть! — жалобно стонал Рамен, усевшись рядом с дохлой собакой. Уколы доктора Догвадоржа уже давно не действовали, и старой капризничал.
— А это, часом, не оно? — Флегматично поинтересовался Филин, храбро жуя грязную алычу. За спиной старика в густых зарослях темнело.
— Оно самое! — подскочил старичина и, держась за печёнку, в одну секунду разломал сухие пыльные ветви. Стал виден аккуратный белокаменный портальчик с низким ходом внутрь горы. Сразу за порогом чернел глубоченный колодец. До залежей дряни на дне — метров пять. Или семь? Из хода в колодец стекала тонкая струйка воды. Значит, они на верном пути.
Рамен с уханьем метнул свой транс в бездну и в одно мгновение, как молодой, враспорочку слетел под землю, протиснувшись в скрежещущий мусор. Скрылся из глаз.
— Свободно! — Глухо донеслось из-под земли. Филин аккуратно заглянул в бездну. Идея спускаться враспорку по мокрому колодцу метрового диаметра казалась бредовой, но нельзя же ударить в грязь лицом! Ваня, поддёрнув мокрый от пота комбез, затянул офицерский ремень и врубил налобник. Осенив себя крестом, подземщик ринулся во влажно дышащую темноту.
Всё оказалось проще, чем выглядело. В критичных местах между блоками ракушняка были вытоптаны щели-ступенечки, имелись и две удобные рельсы, вмурованные по диаметру колодца. Когда-то на них держались лестничные марши. Мусор на дне не был монолитен: между бензобаками и брёвнами имелся лаз вниз. Или это Рамен продавил своим юрким тельцем? Выползши со дна колодца в неровный наклонный ход, Филин крикнул наверх: «Свободно!».
Немедля донеслось: «Бо-ойся!». Свиноволк полностью затмил свет: диаметром он примерно соответствовал колодцу. Придонное дерьмище гигант, кажется, просто вмял в каменные стены.
ebooksa