Арена

— А что за клуб?

— Не знаю. Какой-то новый. «Сплетня»; странное название, да? Мы раньше играли в «Пещере», как Битлз, там все стены раскрашены под паутину, но его выкупили, все здание, будут сносить; жалко, девятнадцатый век; но кто-то решил, что все-таки не памятник. А «Сплетня» вся неоновая; не знаю, мне кажется, мы не ее формат — скрипка, флейта и бас-гитара, а там стойка и полы стеклянные, рыбы в них плавают золотые и красные, на стены проецируются фильмы Хьюза и Уайлдера, и еще стриптиз всех видов; но нас пригласил сам владелец — такой молодой парень, чудной, молчаливый, сказал, что слышал нас в «Пещере» и мы ему понравились…

— А как зовут? — спросил Кай, хотя уже понял — как в детективе: слишком много улик.

— Дэймон Джеймс Албарн. У него даже визитка специально для неонового света, прозрачная, как стеклянная, черная с белым текстом, вот выпендреж…

«Крутое место», — сказал таксист, когда подъехали; черное тонированное стекло и металл — конструкция типа башни, и розовым, как клубничная жвачка: «Сплетня»; на парковке стояли лимузины и гоночные модели. «Спасибо», — Кай расплатился, Джастин рассердилась, засовала в ладонь деньги, Кай сжал пальцы и рассмеялся: «Джастин, это несерьезно». Они вновь были знакомы сто лет; ох, здорово; его не оставляло ощущение чуда, неожиданного подарка от неожиданного человека. Охранники сразу провели их в костюмерную; там уже сидели девушки из группы, тоже одетые в коричневое и зеленое; как ирландцы, подумал Кай; заговорили на неведомом языке, обсуждая звук и репертуар; «я пойду в зал?» «только не теряйтесь»; точно, сплошное стекло и металл и стриптиз на сцене — садомазо, но изящное: три парня, две девушки, уже трудно разобрать, кто кого, только в парчовых масках и кирзовых сапогах. Людей было много, и в зале стояли тропики; Кай вспотел, пока добрался до стойки. «Кофе, капучино шоколадное, можно?»

— Только эспрессо, по-венски и по-ирландски, с виски и сливками, из-за музыкантов, будете?

— Буду, — подумал опять о Джастин; они вышли на сцену через минуту; сцена изменилась, свет сделали мягким, словно от свечей, все развернулись и стали слушать; играли они чудесно, как на Рождество: «Ирландский король пошел на войну, взял войско большое, сто бочек вина, переплыл синее море, а на том берегу его ждал большой английский туман»; «ваш кофе»; Кай улыбнулся, он был почти счастлив. «Но туман не беда, он привык побеждать…» Туман… Черт.

— С вами радиостанция «Туман», сто семь и шесть эфэм… сейчас мы послушаем «Точку Росы», а потом последняя вещь Travis, а потом Placebo, старенькое «Every me, every you», так что не в ваших интересах нас покидать… мы соблюдаем и вызываем ваш интерес, мы ваши адвокаты, любовники и антидепрессанты…

В туалете тоже все было из стекла. Кай узнал — декорации из «Ромео + Джульетта» База Лурмана: одна стена — аквариум. Он уткнулся горячим лбом в прохладное подсвеченное стекло. Экстаз прошел, уступив место отчаянию. Его мир настиг его и сбил с ног — просто «Ветер в ивах», когда дом звал Крота; господи, что же делать? как вернуться? Ни Джастин, ни Люэс не знают, как ходить королю. Стучаться лбом, думать-думать-думать. Может, поискать себя? Привет, Кай, это я, чем занимаешься? чем живешь? А Венера, Кай, Венера с тобой? Ведь ты жить без нее не можешь — это та самая, любовь до гроба, любовь как смысл жизни; а не секс в большом городе. Кай в поисках Герды. Кай открыл глаза: на него смотрела огромная черная рыба с синими плавниками; а потом рыба отплыла, и Кай увидел Сина. Тот стоял по ту сторону стекла, отражался и множился, бледный, черноволосый, синеглазый, под глазами синяки, будто тушь размазанная, в ухе одна сережка — из почерненного серебра, крошечный череп. Боже, какой он другой — будто Гамлет, безнадежно, бессмысленно, его отец только что убил его мать и брата, Шекспир наоборот, наизнанку, подумал Кай. Син смотрел на него сквозь стекло, и Кай узнал взгляд — голодный, страстный, как темно-синий, фиолетовый цвет; и Кай принял решение: он улыбнулся Сину порочно и медленно поцеловал стекло; вышел из туалета — стремительно, не потерять, вдруг Син приведет его к Венере? и они столкнулись в коридоре, схватились, вцепились друг в друга, Кай почувствовал его большое теплое тело, опять кот с площадки чужого мира; о боже, это не игра, они все живые…

— Кто ты? — спросил Син в ухо горячим шепотом, ветром в саванне. — У тебя за спиной два человека: один красивый, другой страшный.

— Это Рембо и Нерон, мои книги, я всегда таскаю их в рюкзаке, так что мне, наверное, их дали в качестве ангела и демона. А ты видишь такое?

— Иногда, — Син отпустил Кая, вдруг внезапно ушел в темноту; у Кая разболелась шея от поцелуя и жара и грудь от переживаний.

— Син, где ты? — закричал, стукнул по стеклу кулаком, рыбы, словно подглядывавшие за ними, мелкие, золотые, как обручальные кольца, рассыпались, а рядом появился голый молодой человек, татуировки ползли по его рукам и спине, как вьющиеся растения, протянул Каю поднос, на котором лежала записка: «черное такси»; «спасибо»; парень кивнул, и Кай побежал по лестницам наверх, в гримерку, к Джастин, — попрощаться. Она настраивала скрипку, прижалась к ней щекой, трогала струны и слушала, как терапевт в стетофонендоскоп — сердце.

— Джастин, мне нужно бежать, Джастин, милая, спасибо за все, — Джастин изумилась, опустила скрипку, в которой еще звенела нота, такой странный долгий звук: не деревянный, не конского волоса, а будто Джастин поймала сигнал из космоса — о том, что других миров не существует…

— Куда, Кай? Вы уверены? — будто он простой искатель сокровищ, а не возлюбленной. Потом встала и обняла его, скрипка коснулась бедра Кая; обняла так по-русски, словно больше никогда не увидит его; «надеюсь, Джастин, что мы увидимся и ты не вспомнишь о боли, которую причинил тебе Габриэль, а у Венеры уже все зажило, как от… пенициллина, лейкопластыря, меда с молоком»; обхватила его за шею и поцеловала. — У вас все получится, — прошептала она в самое ухо предсказание-благословение, — вы как Габриэль, как принц из сказки, из страны Менильен, в поисках идеальной принцессы, пройдете сквозь миры, как через пешеходный переход, но, если не получится, возвращайтесь, у нас будут круассаны и пицца и, может быть, что-то еще; когда я открыла дверь, то подумала: какой красивый парень, я хочу испытать это потрясение еще раз, знать, что есть не только Габриэль; но у вас получится, я знаю, я вам верю, и передавайте ей привет — длинный-предлинный поцелуй…

Кай шел и думал: чудеса… Несколько минут ему было тепло и сладко, как после чашки шоколадного капучино; «найти «Мулин Руж», заказать еще раз, на этот раз допить»; а потом увидел черное такси. Это был Кристиан. Рыжей девушки в машине не было, но пахло ее духами; Кай открыл рот, но Кристиан прикоснулся к своему пальцем в черной шоферской перчатке; Кай кивнул, молча сел опять сзади, и опять стеклянные шарики катались и стукались об его ботинки; Кай думал о предметах: может, все дело не в людях, может, стоит найти дверь, которая приведет его обратно — на площадку; Кай знал, как она должна выглядеть: приоткрытая и розовый свет рассвета уже ложится на пол; и он с красной розой в руке; момент, когда он выбрал: просто весь мир или только Венера… Или это нечто иное?

— Кристиан, если б ты хотел попасть в другой мир, какой предмет ты бы выбрал для этого?

— Как в «Гарри Поттере»: коснулся — и ты в другом месте?

— Ну да… Только это очень важное для тебя место, странное, может, необъяснимое, отсчет времени, тебе отпущенного, а не чемпионат мира по футболу.

Кристиан засмеялся: