– Я иду, – повторила она.
Эмиль заполз под кровать, и у него заклинило бедра. Она попыталась его оттуда вытащить.
– Эй, ты мне вообще поможешь? – сказала она. – Хоть чем-нибудь.
– Билли, мы засыпались. Эти штуки там, они не человеческие. Нам конец.
– Эмиль, кончай дурить, это же просто круизный корабль.
– Ты глянь на эту цыпочку! Куда там твоей стае обуви, блин!
В комнате было совершенно темно, если не считать ползущих по стенам синих и зеленых огоньков: это в умных татуировках Эмиля система брэгговских отражателей выкройки и флуоресцентных пигментов, позаимствованных у бабочек, поглотила жесткий ультрафиолет выхлопа туристического лайнера и переизлучала его теперь в видимом спектре. Отлет «Королевы скелетов» вызвал у Эмиля кратковременный припадок и, судя по всему, вынудил его обгадиться. Эдит, испытав неожиданную усталость и сокрушительную тоску, задалась вопросом, что она, блин, тут делает и, вообще, что тут делают все остальные, где бы ни были. Она легла на пол рядом с отцом и разрыдалась.
– Ты мне не помощник, – заявила она, сердито отвернувшись от него, как жена. – Я все сама должна делать. – И – снова обернувшись: – Мы пришли сюда со звезд, Эмиль, и звезды – наш дом. Мы от всего этого отказались ради твоего безумия.
Эмиль с глубоким сомнением посмотрел на нее.
– Я не только под этой кроватью в своей жизни валялся, – ответствовал он.
Эдит утерла слезы рукой и рассмеялась.
– Я в курсе, – сказала она.
– Думаешь, я не знаю, отчего со мной такое? – произнес он. – Нейронные программы глючат. У нас тут у всех в Глоуб-Тауне мозги закорачивает. Нет, ну серьезно, нужно переехать в более безопасное местечко. Эти отлеты – кошмар квантовика.
– С тобой такое творится, потому что в Зоне ты из ума выжил.
– И поэтому тоже, – согласился Эмиль. – Но все-таки прилеты еще хуже.
– Иисусе, Эмиль, как же от тебя воняет!
– Если дашь мне руку, я попробую оттолкнуться другой ногой.
В конце концов она его вытащила и подтерла в диковинном угасающем свете, переизлученном татуировками после мятежа «Королевы скелетов» против законов физики. Расстелила на кровати новые саржевые простыни и водрузила туда отца. Подбила подушки и села рядом. Выглядел он неплохо.
– Ты неплохо выглядишь, – сказала она ему, – для своих лет. У тебя даже благообразная седина, как у старейшины.
Убедившись, что он снова заснул, Эдит спустилась к себе и села листать том дневника пятнадцатилетней давности. В комнате стало холодно. Еще не рассвело. Периодически поглядывая на ряды детских костюмов у стен, подобные остаточным изображениям Эдит в неведомой науке среде, она обнаружила, что уже не помнит, где тогда была и в какой части жизни.