Импасс пожал плечами. Извинился и ушел налить себе пива. Когда вернулся, увидел, что подруга еще там, и сказал:
– Я тут тридцать лет торчу – а стать не хуже их не смог. И как ты себе это представляешь? Импасс захотел вернуться и отыскать свой дом, ему надоело глазеть во тьму ради открытий, которых один хрен никто никогда не поймет. Что в этом странного?
– Ты зашел слишком далеко, – пробормотала она.
Ван Зант не понял, соглашается она с ним или нет. Когда он снова перевел взгляд на мониторы, подруга уже исчезла.
Ее не было два дня, а когда вернулась, они воззрились друг на друга в прежнем недоумении – со стороны Импасса искреннем, с ее стороны сердитом.
– Ну и? – бросил он.
Ожил другой экран и начал проецировать изображения с войны. Обнаженные тела в вакууме, стройные ряды K-раблей, исчезающих в черноте. Дыра через всю планету. Хаотические метания беженцев. Туристы, которые неделю назад улетели потрахаться в Зону Сумерек на Кунен, лежали на конкуре того самого, столько обещавшего, терминала немытые, измученные, терзаемые бессонницей. Или, в бежево-серых робах, торопливо выгружались из битком набитого грузовоза в сотне световых от дома, а их загоняли в тесные временные лагеря, где роились журналисты, волонтеры и скучающие инфантилы, невесть почему мотыльками летящие на пламень инферно.
– По всему гало рушится привычный порядок жизни, – прошептал ван Зант.
«Разве это не удача?» – хотел сказать он.
Подруга была иного мнения.
– Я помню все жестокости, которые ты наблюдаешь, – ответила она.
И добавила:
– Я много чего пострашней натворила.
И наконец:
– Правильно ли быть о себе такого высокого мнения?
Импасс не понял ее и обиделся.
– Эй, я же старался тебя не задевать! Ты сама говорила, что не помнишь!
Но она уже удалялась, белым узким пятном рассекая абсолютную арку вакуума.
– Мы что, впервые повздорили? – позвал ее Импасс.
Ответ он получил, но не разобрал – такой тихий, будто она выскальзывала не просто из локального пространства.