Сеть

Лист бронированной двери с чуть слышным вздохом нырнул в щель окосячины. Мы вошли.

Две камеры под потолком, жужжа, повернулись в нашу сторону, склонившись и уставившись объективами, словно живые.

– Итак, – вот мы и пришли к Ильичу! – громко возвестил я, широким жестом обводя обстановку: низкий потолок, белые панели, длинный светло-серый пульт управления у правой стены, серое мягкое покрытие под нашими ногами, приглушённое освещение…

– А где он? – озираясь, спросила Лиз.

– О! – я указующе вытянул руку к правой стене – там находились непосредственные «апартаменты» Ильича.

Лиз посмотрела, куда я указал. Ничего, разумеется, не поняла.

Я взял её под локоть, и подвёл ближе, в сумрачный угол, к стеклу, и на её лицо лёг распространяющийся оттуда уютный зеленоватый свет, словно из аквариума. Только на обычных обитателей аквариумов Ильич, разумеется, ни капли не походил.

Он был похож на то, на что ему и полагалось быть похожим – на обычный человеческий мозг. Хотя, вообще-то, не самый обычный, конечно…

– Что это?! – громко прошептала Лиз, стоя внаклонку перед «аквариумом», который покоился на невысокой металлической тумбе.

За толстым стеклом, в зеленовато-прозрачной гуще специального раствора, на силиконовом каркасе возлежал гениальный мозг – грецкие морщины полушарий, ствол, мозжечок, гипофиз, лобные доли, – весь набор «материнской платы» прямоходящих антропоидов. От него, медленно, словно водоросли, колеблемые в проточной воде, расходились в стороны паутинно-тончайшие кабели, впиваясь во вмонтированные в стенки «аквариума» тёмные квадратные бляшки – распределители сигналов.

– Вот это и есть тот самый Ильич, о котором говорил Рудин, и о котором ты так настырно старалась узнать, – ответил я.

Лиз, взволнованно облизнув губы, сбоку взглянула на меня; выражение её лица было возбуждённо-нахмуренным. Она всё ещё не понимала.

– То, что ты видишь – это мозг Владимира. Ильича. Ленина! – отчётливо и раздельно произнёс я. – Надеюсь, ты знаешь, кто это такой? – я сел в кресло, стоявшее рядом.

Лиз выпрямилась, лицо её слегка покраснело; глядя мне в глаза, она вопросительно подняла свои тонкие брови.

Я понимал: поверить в то, что она сейчас услышала, ей было, конечно, непросто, – как и любому другому непосвящённому, если бы вдруг каким-то образом непосвящённый очутился на её месте. Да что там поверить – даже понять!.. Вероятно, сейчас она усомнилась в своём знании русского языка и пытается уразуметь, какое из моих слов она перевела неверно.

Я вздохнул, и терпеливо принялся разъяснять:

– Профиль нашего Института – головной мозг человека. Тебе ведь это известно… – произнёс я.

– Да, и что? – переводя взгляд с меня на «аквариум», отозвалась Лиз.

– Известно тебе, видимо, и то, что в ИМ хранились и изучались мозги некоторых выдающихся людей. В том числе и мозг Ленина, – сказал я, кивая на «аквариум».

– Ильич?… Ленин?… Ничего не понимаю… объясни толком! Мне показалось, профессор Рудин говорил об Ильиче так, как будто это живой человек… – пробормотала Лиз.