Крепость лжецов

22
18
20
22
24
26
28
30

– Что?

– Я тоже не хочу верить… признавать, что все может быть напрасно. Если мы не сможем никого спасти…

Теперь они шли под самой серединой помоста, между стальными опорами, поддерживающими толстые деревянные доски в трех метрах над головой Мириам. Справа, сквозь многочисленные узкие щели пробивался свет. Она без труда различала в движущихся там тенях очертания погрузчиков и фигуры рабочих – с той стороны осталась площадь с рядами белых кресел, которых становилось все больше и больше.

Мона свернула влево, нырнув между еще одной парой опор, и остановилась у лестницы, сваренной из блестящих стальных трубок, упирающейся в квадратное отверстие наверху, в помосте. Оглядевшись, Мириам увидела еще пару лестниц по сторонам.

– Технический вход. – Пояснила Мона. – На сцену выходят сверху, а эти люки скрыты кулисами, которых еще нет. В общем, так быстрее.

– Мари там? – Мириам посмотрела вверх. – Да, я ее вижу, сквозь доски. Но о чем ты говорила? Кого вы не сможете спасти?

– Она сама объяснит. Нам очень хотелось поговорить с тобой, пока все не началось. Потом времени совсем не будет. Когда Монти сказал, что тебе нужна помощь – мы поняли, что это наш шанс. Я побегу, мне нужно готовить следующую сцену…

– Просто лезть наверх?

– Ага.

Мириам ухватилась за ступеньку, подтянулась – и Моны уже не было рядом. Лестница слегка вибрировала под ее весом, но подошвы новых туфель оказались совсем не скользкими. Она взобралась по ней наверх в считанные секунды, и высунула голову в люк.

И замерла на долгие секунды – потому что никакой сцены там не было.

IV.

Сначала ей показалось, что это песок.

Темные, непривычно низкие холмы неправильного цвета уходили к далекому горизонту, двигаясь и рябя, как в сильную жару. Они охватывали пространство впереди, и смыкались с совершенно чистым закатным небом – ни купола, ни площади, ни Атланты. Но поднявшись еще на ступеньку, Мириам поняла, что песком это быть никак не может.

Это была вода. Невозможное водное пространство, больше любой пустыни. К нему навстречу бежали узкие улочки, пробиваясь между белых домов с плоскими крышами, разбросанными на уступчатой горе, будто зерна маиса. В свете заката мелькали лопасти ветряных вышек – высоких, как в Хоксе, красного и синего цветов. На мгновение Мириам ощутила дуновение ветра – прохладного, совсем не такого, как в пустыне, пахнущего неизвестностью.

– «Верона». – Произнес голос Мари у нее в голове. – «Славный город у Калифорнийского разлома.»

И тогда Мириам увидела.

Их было четверо. Они стояли посреди площади, на которую она только что поднялась – небольшой, мощеной красным камнем, с высокой старинной колонкой в центре. Они были далеко, и одновременно близко, так что Мириам могла без труда рассмотреть каждую деталь.

В этом месте Мари была мальчиком: юношей, хрупким и таким же красивым, с непослушными светлыми волосами, в черной форме, похожей на гвардейскую. Незримый шлейф, развернувшийся над головой актрисы, казалось, пульсировал от напряжения. Курт, стоящий перед ней, был одет в зеленое, в его правой руке, отставленной в сторону, покачивался серебристый револьвер.

– Ромео, сущность чувств моих к тебе. – Курт дернул Мари за пояс, расстегивая черную кобуру, лежащую у нее на бедре, затем оттолкнул ее. – Вся выразима в слове: ты мерзавец!