— Прости, — сказал Гарри, извлекая сложенный пополам желтый блокнотный листок, — кого ты раскусил? — Он протянул листок Тернеру. Внутри было что-то еще.
— Линча. Он — шестерка Конроя на полигоне. Так ему и передай.
Тернер развернул листок и вынул толстый армейский микрософт. На бумаге синими крупными буквами было накарябано: "ЧТОБ ТЫ СВЕРНУЛ СЕБЕ ШЕЮ, ЗАДНИЦА. УВИДИМСЯ В КОНСУЛЬСТВЕ".
— Ты действительно хочешь, чтобы я ему это передал?
— Да.
— Ты — босс.
— Вот именно, мать твою, — сказал Тернер и, скомкав бумагу, засунул ее Гарри под мышку.
Гарри улыбнулся — мило и безучастно. Ненадолго всплывший в нем разум вновь ушел на дно, как некое водяное животное, нырнувшее в гладкое, скучное, протухшее на солнце море. Тернер заглянул в глаза, похожие на потрескавшийся желтый опал, и не увидел там ничего, кроме солнца и заброшенной трассы. Рука с отсутствующими последними фалангами на двух пальцах поднялась и рассеянно почесала недельную щетину.
— Вали отсюда, — сказал Тернер.
Гарри повернулся, вытащил из зарослей свой велосипед, хрюкнув, забросил его на плечо и начал пробираться назад через полуразрушенную автостоянку. Пока он шел, огромные драные шорты цвета хаки били ему по коленям и тихонько позвякивала коллекция цепочек.
С холма метрах в двадцати левее донесся свист. Обернувшись, Тернер увидел, что Сатклифф машет ему рулоном оранжевой геодезической ленты. Пора было начинать выкладывать посадочную полосу для Митчелла. Работать придется быстро, пока солнце еще не слишком поднялось. И все равно будет очень жарко.
— Ах вот как, — сказала Уэббер, — он прибывает по воздуху.
Повесив коричневый плевок на желтый кактус, она запихнула за щеку новую порцию копенгагенского табака.
— Вот именно, — ответил Тернер.
Он сидел рядом с ней на выступе сланцевой породы. Оба наблюдали за тем, как Линч и Натан расчищают посадочную полосу, которую Тернер с Сатклиффом огородили оранжевой лентой. Лента маркировала прямоугольник размером четыре на двадцать метров. Линч подволок к ленте отрезок проржавевшего рельса, с натугой перетащил через нее. Когда рельс загремел о бетон, что-то метну лось прочь через кусты.
— А они ведь могут увидеть эту ленту, если захотят, — сказала Уэббер, вытирая рот тыльной стороной ладони. — Даже заголовки в утреннем факсе могут прочесть, если им того захочется.
— Знаю, — отозвался Тернер. — Но если они еще не знают, что мы здесь, сомневаюсь, что они вообще об этом узнают. А с трассы нас не видно. — Он поправил черную нейлоновую каскетку, которую дал ему Рамирес, опустив длинный козырек так, что тот уперся в солнечные очки. — Во всяком случае, мы пока просто таскаем тяжести, рискуя при этом переломать себе ноги. Едва ли в этом есть что-то странное, особенно если смотреть с орбиты.
— Пожалуй, — согласилась Уэббер. Ее испещренное шрамами лицо под черными очками оставалось совершенно бесстрастным. С того места, где он сидел, Тернер мог слышать запах ее пота, резкий и звериный.
— Что ты, черт побери, делаешь между контрактами, Уэббер? Когда ты не в деле? — спросил он, посмотрев на нее.
— Да побольше тебя, черт побери, — сказала она. — Часть года выращиваю собак. — Она вытащила из сапога нож и начала терпеливо править его о подметку, плавно поворачивая с каждым проходом, как мексиканский брадобрей, натачивающий свою бритву. — Ужу рыбу. Форель.