— Я как раз сидела и думала о вашем сеньоре. — Она смотрела не на него, а на проезжавшие мимо машины; взгляд отдыхал на потоке уличного движения, на многоцветье полимеров и раскрашенной стали. — Человек, подобный Виреку, не способен абстрагироваться от собственного состояния. А его деньги давно уже живут собственной жизнью. Может быть, даже обрели собственную волю. Он почти подразумевал это при нашей встрече.
— А вы философ.
— Я инструмент, Пако. Я самая новая деталь в очень старой машине в руках очень старого человека, который желает пробраться куда-то или добиться чего-то, но до сих пор терпел неудачу. Ваш хозяин перебирает тысячи инструментов и почему-то выбирает меня…
— Да вы еще и поэт!
Она рассмеялась; отведя взгляд от машин. Пако улыбался, вокруг рта запали глубокие вертикальные складки.
— По дороге сюда я представляла себе некую конструкцию, механизм — настолько огромный, что я не способна его увидеть. Механизм, который окружает меня, предугадывая каждое мое движение.
— Так вы еще и эгоцентрист?
— Неужели?
— Пожалуй, нет. Естественно, вы под наблюдением. Наблюдают наши люди, и это к лучшему. Далее, ваш друг в баре, мы следим также и за ним. К несчастью, нам пока не удалось установить, где он приобрел ту голограмму, которую показывал вам. Вполне вероятно, она уже была у него, когда он начал названивать по телефону вашей подруге. Кто-то вышел на него, понимаете? Вам его подставили. Вы не находите это интригующим? Разве это не задевает притаившегося в вас философа?
— Да, наверное. В баре я воспользовалась вашим советом и согласилась на его цену.
— Тогда он ее удвоит, — улыбнулся Пако.
— Что, как вы заметили, не имеет для меня значения. Он согласился связаться со мной завтра. Полагаю, вы сможете устроить выплату денег. Он требует наличные.
— Наличные, — он закатил глаза, — как рискованно! Да, могу. Подробности мне известны. Мы следили за ходом вашей беседы. Особого труда это не составило, поскольку он был настолько любезен, что сам вещал через капельный микрофон. Нас весьма интересует, кому именно предназначалась передача, но боюсь, он и сам этого не знает.
— Это так не похоже на него, — нахмурилась Марли. — Извиниться, оборвать разговора не выставив прежде своих требований. Он воображает, что у него исключительное чутье на драматичность момента.
— У него не было выбора, — спокойно отозвался Пако. — Мы спровоцировали помехи, которые он принял за сбой источника питания в передатчике. Что потребовало прогулки к туалетам. Он говорил очень мерзкие вещи о вас, сидя один в кабинке.
Марли жестом указала на свой стакан проходившему мимо официанту.
— Мне все еще довольно сложно определить, какую роль во всем этом играю я. В чем моя ценность. Для Вирека, я имею в виду.
— Не спрашивайте меня. Это вы тут философ. Я же просто по мере сил выполняю приказания сеньора.
— Выпьете бренди, Пако? Или, быть может, чашку кофе?
— Французы, — с глубокой убежденностью заявил он, — ничего не понимают в кофе.