— Разумеется, — согласился Бобби.
— Ну, на мой взгляд, это вполне понятно. Ты кажешься мне молодым человеком с богатым воображением и, что еще важнее, — достаточно инициативным. Согласен? — Уткнув латунный набалдашник в широкую ладонь, Лукас пригвоздил Бобби испытующим взглядом.
— Наверное, да. Терпеть не могу это захолустье. В последнее время я стал замечать, что… ну… здесь никогда ничего не происходит, понимаешь? Я хочу сказать, что-то случается, но это всегда чертов раз за чертовым разом одно и то же, как повторный показ, каждое лето похоже на предыдущее. — Бобби смешался, не уверенный в том, что Лукас о нем подумает.
— Да, — отозвался тот. — Знакомое чувство. В отношении Барритауна это, быть может, чуть более верно, чем в отношении прочих мест. Но с тем же успехом такое можно сказать и про Нью-Йорк, и про Токио.
Не может этого быть, подумал Бобби, но все равно кивнул. Предостережение Pea крепко засело у него в голове. Лукас, казалось, таил в себе не больше угрозы, чем Бовуа, но уже одни его габариты служили предостережением. Бобби в последнее время всерьез обдумывал новую теорию ~ насчет того, как держат себя некоторые представители рода человеческого; он еще не додумал ее до конца, но отчасти она основывалась на следующем постулате: тем, кто может быть по-настоящему опасен, вовсе не обязательно выставлять это напоказ, а способность скрывать угрозу делает их еще опаснее. Это шло вразрез с правилами Большой Площадки, где малыши-шестерки безо всякого веса из кожи вон лезли, чтобы при помощи хромированных шипов и прочей дребедени разрекламировать свою буйность. Что, вероятно, шло им на пользу, по крайней мере, с точки зрения местной тусовки. Однако Лукас явно был не из тех, кого хоть сколько-нибудь интересовало мнение местной тусовки.
— Ты, я вижу, сомневаешься, — продолжал Лукас. — Ну, в этом ты, вероятно, и сам довольно скоро убедишься. Впрочем, не в ближайшем будущем. Учитывая, какой оборот приняла твоя жизнь, вещи и события будут новыми и увлекательными довольно долго.
Двери лифта, содрогаясь, разъехались в стороны, и Лукас шагнул из кабины, легонько, как ребенка, подталкивая Бобби перед собой. Они вышли в гулкий вестибюль, который, казалось, тянулся в бесконечность. Повсюду — киоски и занавешенные тряпками прилавки, и люди, сидящие возле одеял с разложенной на них всякой всячиной.
— Не задерживайся. — Лукас слегка подтолкнул Бобби огромной ладонью, когда тот остановился перед лотками с подержанным софтом. — Ты на пути в Муравейник, друг мой, и ты отправляешься туда так, как подобает Графу.
— То есть?
— В лимузине.
Машина Лукаса ошеломляла — поразительно длинный, черный в золотых проблесках корпус, натертая до зеркального блеска латунь и целая коллекция чудных приспособлений, о назначении которых Бобби мог только гадать. Он решил, что одно из них — явно спутниковая антенна, хотя по форме она напоминала скорее не блюдце, а какое-нибудь календарное колесо ацтеков. Но тут он оказался внутри, и Лукас позволил широкой дверце, мягко щелкнув, закрыться за ними. Окна были затемнены — пожалуй, даже слишком: изнутри казалось, что на улице ночь, причем довольно суетливая, поскольку жители Проекта спешили по своим утренним делам. Внутри автомобиль представлял собой одно большое купе, заваленное пестрыми ковриками и светлыми кожаными подушками. Никаких сидений здесь, похоже, не наблюдалось. Равно как и рулевого колеса; на месте приборной доски — мягкая кожаная обивка без какого-либо следа приборов. Бобби посмотрел на Лукаса, который уже успел распустить черный галстук.
— Как ты его водишь?
— Садись где-нибудь. А водят его так: "Ахмед, отвези наши задницы в Нью-Йорк, в восточный сектор".
Машина плавно скользнула от тротуара, а Бобби упал на колени в мягкую горку ковриков.
— Ланч будет подан через полчаса, сэр, если только вы не пожелаете чего-нибудь раньше. — Мягкий мелодичный голос, исходящий, казалось, из ниоткуда.
Лукас рассмеялся.
— Действительно, в Дамаске знали, как делать подобные вещи, — сказал он.
— Где?
— В Дамаске, — повторил Лукас, расстегивая пиджак и устраиваясь на горке палевых подушек. — Это "Ролле". Из старых. В те времена, когда у них еще водились деньги, арабы делали неплохие машины.
— Лукас, — спросил Бобби с полным ртом (ел холодного жареного цыпленка), — как так выходит, что нам до Нью-Йорка ехать еще полтора часа? Ведь нельзя сказать, что мы ползем…