Неспящие

— Вранье.

— Капитан.

Он подошел к кондиционеру.

— Чертова хреновина.

Парк смотрел, как Бартоломе достает из кармана балисонг, раскрывает его. Он вспомнил, как его отец, бывало, заканчивал малоприятный разговор тем, что вдруг принимался за какое-то незначительное дело. После похорон матери, стоя в дальнем углу комнаты как можно ближе к двери, он видел, как сестра спросила отца, что он собирается делать с домом. Видел, как отец встает посреди разговора из любимого «ушастого» кресла, обитого зеленой кожей, подходит к стене и сует палец в выбоину от клюшки, оставшуюся еще с тех пор, когда Парк почти двадцать лет тому назад играл в хоккей на траве прямо в доме. «Давно пора было ее заделать», — сказал он. И пошел в садовый сарай за банкой шпатлевки и шпателем.

Бартоломе просунул лезвие ножа в прорезь на шляпке одного из винтов, на которых держалась решетка.

Парк помнил, как пошел за отцом из комнаты, резко повернул на кухню, вызвал машину, чтобы она его забрала, и через полчаса уехал, пока посол Хаас в библиотеке еще замазывал один из последних знаков того, что в его доме когда-то росли дети. Как сказала ему сестра, когда они разговаривали в следующий раз, он так и не покрасил заплатку. Отец оставил ее на виду. Наверное, забыл доделать, размышляла она.

Парк смотрел, как пожилой человек отвинчивает решетку.

— Он дал мне «дрему».

Бартоломе не повернулся.

— Капитан.

Тот не смотрел на Парка.

— Настоящую, капитан.

Тот положил в карман два нижних винта, стал отвинчивать винт в верхнем правом углу решетки.

Костяшками пальцев Парк отстучал по столешнице оба смысла своего довода.

— Голограмма. Радиочастотная метка.

Бартоломе ткнул острием ножа в стену и оставил его торчать, а голыми руками пытался отколупать края решетки.

— Заткнись.

Парк встал.

— Он дал мне «дрему», чтобы расплатиться за наркотики.