Квантовый вор, рассказы

— Ты намеренно угодил в тюрьму? Ты сошел с ума? Ты хоть представляешь себе, что это такое?

Он качает головой.

— Только теоретически. Но я надеюсь, ты признаёшь, что дело того стоило.

Я швыряю стакан в стену. Он разлетается вдребезги, и янтарная жидкость стекает по прозрачной стене.

— Что ты хочешь этим сказать, ублюдок? Это ничем нельзя оправдать!

Он смотрит на осколки и качает головой. В следующее мгновение мельчайшие фрагменты поднимаются и воздух, словно миниатюрная хрустальная галактика, а потом в моей руке вновь появляется стакан. Вот только виски в нем нет.

— Галерея настроена сохранять все в первозданном виде, так что, боюсь, приступы гнева здесь не эффективны. Кроме того, жаль попусту тратить хорошую выпивку. А, ладно. Легко пришло, легко ушло.

Я возмущенно закатываю глаза.

— Не хочешь ли ты сказать, что попал в тюрьму «Дилемма» для того, чтобы стать лучше?

— Нет, наоборот. Но есть вещи, которые нам никогда не давались. Альтруизм, сочувствие, сотрудничество. Или сожаление. Держу пари, ты уже сожалел о прошлых ошибках и старался их исправить.

— Но я не...

— Не имеет значения, раз ты пытался. Созданный в памяти Жозефины образ на самом деле не был моим. Все-таки эволюционные алгоритмы и сейчас являются лучшим способом для создания чего-то нового. Если ты попал сюда, если книга тебя приняла, значит, ты лучшая моя модель, насколько я могу судить, которую способен принять камень.

Он снова глубоко вздыхает.

— Жан, есть еще одно дело. Кража, чтобы покончить со всеми кражами. Покажи класс. Укради огонь богов прямо у них из-под носа. Я расскажу тебе, как это сделать. А потом все изменится. Соборность полагается на бессмертие, которое превращает души в машинные шестеренки. Зоку погрязли в глупых играх и Царствах, а это ведет в тупик. Чен всегда был прав. Мы не должны принимать положение вещей таким, как оно есть. Мы не должны повторять одно и то же снова и снова.

Он улыбается.

— И разве тебя не бесят эти замки Планка? Какой-то мерзавец в давние времена превратил Вселенную в тюрьму. Мне кажется, тебя это должно возмущать больше, чем кого-либо другого. Что скажешь?

Я сажусь. Смотрю на него, словно на свое отражение в зеркале, но не совсем. В нем не угасает непреодолимая потребность, отчаянное желание мальчика из пустыни. Я чувствую это на себе.

Я вспоминаю «Перхонен». Что ты будешь делать, когда все это закончится, спросил меня как-то корабль. Я думаю о Миели и Матчеке.

Кого я пытался обмануть? Это никогда не закончится.

— Ладно, — говорю я. — Я в игре.