Циклическая ошибка,

22
18
20
22
24
26
28
30

Поэтому она просто поднялась и, осторожно ступая — скорее из опасения на что-нибудь наступить: была у Круглика нехорошая привычка кататься по квартире по собственному почину, видимо, программа барахлила — двинулась к коридору. Ключ от входной двери был только у нее и у Гриши. Вероятность проникновения посторонних нулю, конечно, не равнялась, но была очень к нему близка.

Аня уже почти коснулась выключателя, как вдруг услышала то, от чего ее буквально пробрала дрожь.

— Ling. Ling. Qi. Liu. Si. Ling. Ling…

Гриша снова считал что-то там, в темноте, тихо и монотонно. Слова падали мерно и абсолютно без пауз. Там, где человеку нужно было сделать вдох, Гриша просто продолжал считать.

Почему-то это звучало очень страшно.

А потом Аня поняла, что не завернула таблетки обратно в узелок и не спрятала. Они так и валялись на покрывале. И бегом бросилась в комнату, совершенно не представляя, что станет делать, когда добежит.

Гриша стоял у кровати — его силуэт выделялся на фоне чуть более светлого окна — и смотрел на покрывало.

«Чертовы таблетки».

Аня влетела в комнату, споткнулась обо что-то, сгребла капсулы вместе с платком и сунула их в ящик стола. Задвинула. Только потом выдохнула.

— Все, Гриша, все. Прости, Гришенька, я забыла.

Ничего не изменилось. Он смотрел все в ту же точку, неестественно склонив голову, и повторял все те же слова. Без пауз, без конца.

— Гриш, все, хватит! — прикрикнула Аня. Меньше всего она хотела на него кричать, но сама испугалась. В ее голове заметалась паническая мысль, что в прошлый раз Гришу вроде как «отпустило» быстрее.

Да и стоял он как-то так, что просто не хотелось к нему подходить. Конечно, Гриша никогда бы не причинил ей вреда — он был хороший, плевать на все поломанные руки и пробитые пулями головы — но сейчас с ним, определенно, творилось что-то плохое.

— Гриш…

Речитатив сделался громче и быстрее, при этом сохранив идеально «никакую» интонацию. Если это была истерика, то какая-то очень странная истерика. Аня нашарила на столе лампу и зажгла. Тени расползлись по углам издевательски медленно, как живые. А вот голос был наоборот, совсем неживой.

Видимо, у нее тоже начиналась паника. Аня закрыла глаза, попыталась отрешиться от окружающих звуков, досчитала до десяти. Открыла. И завизжала.

Гришу несколько раз тряхануло так, словно через него пропустили сильный электрический разряд. А потом началось что-то вовсе невообразимое. Человека так перекособочить просто не могло. Он гнулся, дергался и раскачивался, даже не как марионетка, кукловод которой выжил из ума, а скорее как сумма шарниров, никакой общей идеей не скрепленная. И все это мельтешение происходило в полутемной комнате на более чем угрожающей скорости.

Аня, буквально примороженная ужасом к столу, в край которого вцепилась, вдруг вспомнила, где такое видела. Totentanz. Полустертые временем скелеты пляшут под потолком средневековой церкви. Наверное, она тогда каким-то детским чутьем сообразила, что этот рисунок, сам по себе довольно минималистичный и нестрашный, лишен гармонии настолько, что страшно все-таки делалось.

А теперь вот своими глазами видела его физическое воплощение.

Подергайся Гриша так еще хотя бы пару секунд, Аня бы просто с визгом вылетела из квартиры. Но он вдруг резко остановился — тоже в каком-то странном положении, под углом к земле — замер так на мгновение и с грохотом упал на пол. Задрожала люстра, что-то звякнуло в кухне. И наступила леденящая тишина. Аня только собственное бешено колотящее сердце и слышала.