Циклическая ошибка,

22
18
20
22
24
26
28
30

Аня сжалась в комок, готовая получить ответ самый неприятный, вплоть до удара в зубы, и тихо спросила:

— Чем пансион отличается от детдома, кроме обоев, мебели и мотивации спонсоров?

Андрей долго молчал, потом прищурился:

— У родителей, чьи дети отправились в детдом, может быть достойное оправдание. Например, они могут быть мертвы. А те, чьи дети учатся в пансионе, гарантированно сволочи. Ты об этом ведь?

— Не совсем. Все-таки у живых не пройдена точка невозврата.

— То есть любая живая сволочь лучше мертвой тем, что еще может исправиться?

— Что-то вроде того.

— У тебя потрясающе гуманистическое мировоззрение, — фыркнул Андрей.

— А у тебя, Андрей, помимо гуманистического мировоззрения, еще и достойные поступки наличествуют. Это, знаешь, поважнее будет.

— Это понимать как сарказм?

— Это понимать как признание в любви, — буркнула Аня. Вечно этот чурбан все трактовал наихудшим возможным образом. Как будто был Инсаровой Анной Андреевной номер два. — Оно что, опять неправильно оформлено?

Андрей беззлобно усмехнулся и притянул ее к себе:

— Да нормально. Я просто опять не нашел совпадения по ключевым словам. Пора менять настройки поиска.

— Убери уже свои колючки.

— Я вроде брился.

— Фигуральные.

Если операция принуждения Андрея к миру была сравнительно несложной и носила характер вполне приятный, то с Тимуром дело обстояло сложнее. Подросток последние дни августа демонстративно сидел на чемоданах, отвечал односложно и явно не стремился ничего выяснять. Особенно с Аней, которая была ему не мать, не мачеха, и вообще почти ровесница. Она вначале думала, что бы ему сказать такое умное и утешительное, а потом плюнула и решила сказать правду, как ее понимала. И, без особенной надежды, постучалась в его дверь, когда Андрей ушел на работу.

Тимур, как ни странно, высунул нос в коридор почти сразу.

— Я больше не ломал твоих игрушек. В чем дело?

— Хочу потрепаться за жизнь.