— Либо поместить в нечеловеческие условия, — мягко продолжил Щеглов.
— Второй вариант не всегда возможен. Все зависит от личности.
— И наша задача — правильно в этой самой личности разобраться.
Оценить, изучить, наклеить ярлык и применить именно тем способом, для которого она предназначена. В этом случае ошибки исключены.
— Именно поэтому гения нельзя ставить во главе предприятия — на него трудно давить. Убежденный в своей правоте, он будет переть вперед до тех пор, пока не расшибется в лепешку. Не обращая внимания на советы и предупреждения.
— А пророки?
— Они строят храм, — тут же ответил Мертвый. — Таскают кирпичи. Подгоняют десятников. Они не могут не меняться, и в том числе — под чужим влиянием. Тут главное — угадать со словами. И со временем, когда эти слова произнести.
— Пророки слабы?
— Пророки — практики. Или становятся практиками, когда осознают, за какой груз взялись. Но, как бы они ни изменились, на первом месте у них всегда останется идея, а не ее реализация.
Услышь кто-нибудь их диалог — не поверил бы. И тем не менее факт оставался фактом: в главном кабинете «Пирамидома», на самой вершине черной московской пирамиды, два высших офицера СБА вели беседу о пророках и апостолах. И были необычайно ею увлечены.
— В какой-то момент все пророки начинают играть роль?
— Они всегда играют роль. Все всегда играют свою роль. Не отрицай сказанного: «Весь мир — театр». Вечно лишь Колесо, Мишенька, вечное Колесо постоянного обновления. От рождения к смерти. Цветок распускается на прахе, дает плод и гибнет, обращаясь в прах, уступая место новому. Так было и так будет.
— И никому не дано нарушить закон…
Щеглов не спрашивал, просто протянул крепко-накрепко вбитую догму. Но Мертвый ответил:
— Пробовали. И сам видишь, в каком дерьме оказались.
Лишенный привычного, а главное — необходимого механизма обновления, мир замер над пропастью — вот истина, в которую Кауфман верил безоговорочно. И вера его подтверждалась тем, что он видел вокруг. Мир балансировал, разбухая конфликтами — ведь те, кто стоит у черты, способны лишь кусаться, — и готовился сорваться в последний прыжок.
— А может, катастрофа была предопределена? Может, не разорви Урзак Колесо, мы никогда не построили бы Станцию?
— Нашли бы другой путь.
— Сослагательное наклонение, доктор Кауфман.
Разломанное Колесо тряхнуло мир, ввело в игру силы, которым был закрыт путь в середину Великого Древа. Силы, у которых не было другой цели, кроме восстановления порядка. Пусть не прежнего — сделанного не воротишь, — но порядка.
ebooksa